Поцелуй перед смертью
Шрифт:
Диаграмма её активности в течение недели имела два выраженных пика: в среду вечером у них с отцом проходил совместный обед; по субботам она занималась тщательной уборкой своей квартиры. Первую из этих обязанностей она исполняла из чувства долга, вторую – из любви. Она натирала воском дерево, полировала стекло, протирала предметы от пыли, с благоговением возвращая их на свои места.
Бывали в её квартире и гости. Дороти и Эллен навещали Мэрион во время приездов домой на каникулы, смутно завидуя её самостоятельности. Приходил отец, пыхтя после восхождения по трём маршам лестницы, с сомнением оглядывая небольшую спальню, которая также служила и гостиной, и ещё меньшую кухоньку и качая головой. Девушки,
16
Карточная игра.
Когда Дороти совершила самоубийство, Мэрион вернулась на две недели к отцу, а после гибели Эллен целый месяц оставалась рядом с ним. Всё равно это не помогло им сблизиться; по-прежнему они были заряженными шарами из металла, как бы ни старались доказать другое. В конце месяца, проведённого вместе, с небывалой для него робостью он предложил ей никуда больше от него не уезжать. Она не могла; мысль о том, что она должна бросить свою собственную квартиру, была для неё невообразимой, как если бы там осталась заперта слишком большая часть её самой. Впоследствии, однако, она стала приезжать на обед к нему трижды в неделю, а не один раз, как было прежде.
По субботам она занималась уборкой у себя в квартире и раз в месяц открывала каждую из своих книг, чтобы уберечь их переплёты от ороговения.
Однажды сентябрьским субботним утром прозвенел телефонный звонок. Мэрион, стоявшая на коленях и протиравшая снизу стеклянную панель кофейного столика, так и замерла при этом звуке. Она уставилась озадаченно сквозь голубое стекло на прижатую к нему с другой стороны тряпку, надеясь, что это ошибка, что кто-то, набрав не тот номер, понял это в последний момент и повесил трубку. Телефон зазвонил снова. Неохотно она поднялась на ноги и прошла к столику рядом с диваном-кроватью, продолжая сжимать тряпку в руке.
– Алло, – сказала она холодно.
– Алло. – Голос был мужской, незнакомый. – Это Мэрион Кингшип?
– Да.
– Вы меня не знаете. Я был приятелем Эллен. – Неожиданно Мэрион стало не по себе; какой-то приятель Эллен; красавчик и ловкий охмуритель простушек… Посредственность на самом деле, до которого ей никакого дела нет. Вся её неловкость сразу отступила. – Меня зовут, – продолжал говоривший, – Бёртон Корлисс – Бад Корлисс.
– Ах да. Эллен рассказывала мне о вас («Я так люблю его, – поделилась она с Мэрион, когда была у неё в гостях, как потом оказалось, в последний раз, – и он тоже меня любит», – и Мэрион, порадовавшись за неё, весь остаток вечера отчего-то хандрила.)
– Не знаю, может быть, мы могли бы встретиться, – сказал Корлисс. – У меня осталось кое-что от Эллен. Одна из её книг. Она дала мне её почитать как раз перед тем… перед тем, как поехала в Блю-Ривер, и мне думается, вам, быть может, хотелось бы, чтобы она досталась вам.
Наверно, какой-нибудь бестселлер месяца, подумала Мэрион и тут же, ненавидя себя за бесхребетность, сказала:
– Да, мне очень хотелось бы этого. Да, мне хотелось бы.
На какое-то мгновение на другом конце провода повисла тишина.
– Я мог бы принести её сейчас, – промолвил он, прерывая молчание. – Я как раз в вашем районе.
– Нет, – поспешно ответила она. – Я ухожу.
– Ну, тогда, может, завтра…
– Меня… меня и завтра не будет. – Она неловко переступила с ноги на ногу, устыдившись собственной лжи, устыдившись того, что ей не хотелось принимать его в своей квартире. Наверно, он был вполне приличный человек, и он любил Эллен, а Эллен уже не было в живых, а он проделал такой путь, чтобы привезти книгу Эллен… – Мы могли бы встретиться где-нибудь сегодня днём, – предложила она.
– Отлично, – согласился он. – Это было бы здорово.
– Я направляюсь в район Пятой Авеню.
– Тогда давайте встретимся, скажем, перед статуей Рокфеллеровского Центра, перед одним из Атлантов, поддерживающих мир.
– Хорошо.
– В три часа?
– Да. В три. Большое спасибо за звонок. Очень мило с вашей стороны.
– О, не стоит, – сказал он. – До свидания, Мэрион. – Последовала пауза. – Мне как-то странно называть вас мисс Кингшип. Эллен столько рассказывала о вас.
– Всё нормально. – Она опять смутилась, почувствовала себя не в своей тарелке. – До свидания, – пробормотала она, так и не сумев решить для себя, как называть его – Бад или мистер Корлисс.
– До свидания, – повторил он.
Она положила трубку и какое-то время стояла, продолжая глядеть на телефон. Затем повернулась и направилась к кофейному столику. Опустившись на колени, она продолжила прерванную работу, непривычно резко и размашисто проводя тряпкой по стеклу, потому что распорядок всего сегодняшнего дня уже был нарушен.
2
Укрывшись в тени вздымающейся к небу бронзовой статуи, он стоял спиной к пьедесталу, в безупречно сидящем костюме из серой фланели, держа под мышкой бумажный свёрток. Встречно-направленные людские потоки, смешиваясь друг с другом, протекали перед ним – медлительные на фоне автомобильного движения, ревущих автобусов и нетерпеливо лавирующих такси. Он внимательно рассматривал лица. Типично для Пятой Авеню; мужчины в пиджаках с мягкими, свободного покроя плечами и в галстуках с узко стянутым узлом; женщины, стесняющиеся собственного изящества, в строгих костюмах и стильных шарфиках, с высоко поднятыми прекрасными головками, как если бы полчища фотографов дожидались их где-то там впереди. И, похожие на воробьёв, залетевших в птичник, розовощекие фермеры пялились на статую и на затачиваемые солнцем шпили собора Святого Патрика на противоположной стороне улицы. Он рассматривал внимательно их всех, пытаясь вспомнить снимок, который однажды давным-давно показала ему Дороти. «Мэрион тоже не дурна, но только она носит вот такую причёску». Он улыбнулся, вспомнив, как сердито нахмурилась Дороти, чопорно стянув свои волосы назад. Его пальцы перебирали бумажную складку свёртка.
Она появилась с северной стороны, и он узнал её с расстояния в добрую сотню футов. Она была высокая и худая, пожалуй, чересчур худая, и одета была практически так же, как все остальные женщины вокруг: коричневый костюм, золотистый шарфик, фетровая шляпка, будто сошедшая с иллюстрации в журнале «Вог», сумочка на ремне через плечо. Однако, держалась она напряженно и неловко в своём одеянии, как если бы оно было пошито по чужой мерке. Стянутые назад волосы оказались каштановыми. Её большие карие глаза были похожи на глаза Дороти, однако на её исхудалом лице они казались просто огромными; высокие скулы, такие очаровательные у её сестёр, у неё выглядели очерченными слишком резко. Приблизившись, она увидела его. С вопросительной, неуверенной улыбкой она подошла к нему, явно теряясь под его пристальным взглядом. Помада на её губах, отметил он, была бледно-розового цвета; по его представлениям, такую использовали только робко экспериментирующие над собой школьницы.