Поцелуй победителя
Шрифт:
«Я не говорю на геранском», — вспомнил он признание Риши. Она также никогда не упоминала, что была шпионкой. Арин решил это сам, со слов Тенсена.
— Ты сказал, что не смог рассмотреть, но что именно?
— Я не мог заглянуть в повозку. Стены были сплошными, без прорех, да и дверь тоже. Я видел её только в окно.
— Опиши ее.
— Не могу.
Арин очень старался говорить ровно.
— Что ты подразумеваешь под «я не могу»? Ты видел её. Это твои слова.
— Да, но... — мужчина, определенно, тоже был расстроен, — я видел только её руку.
— Какого цвета была кожа? Как моя? Твоя?
— Более или менее. Хотя, наверное, менее. Бледная. Такого цвета, как у домашних слуг.
Не дакранка.
— Наверняка, ты можешь сообщить что-то ещё. — Арин чувствовал, что ему всё труднее усидеть на месте. — Что случилось с заключенной?
Мужчина потер обветренную шею, избегая взгляда Арина.
— Страж меня ударил. В голове звенело. Я не слышал, чем они занимались внутри повозки. Не знаю, что они сказали. Но она ужасно кричала.
— А потом?
— Повозка поехала на север, прямиком в тундру.
* * *
Рошар угрожающе произнес:
— Ты полагал, что моя младшая сестра шпионила для Герана, и не посчитал нужным упомянуть об этой мелочи?
— Я говорю тебе об этом теперь.
— Арин, порой, ты мне по-настоящему очень не симпатичен.
— Это был не мой секрет. Тенсен сказал, что по условиям договоренности, личность шпиона должна оставаться в тайне. Я надавил на него, и он назвал имя. Я восхищался ею. Все в этом городе были бы мертвы, если бы она не сообщила Тенсену про яд в акведуках. И если она хотела анонимности, то я должен был уважать её решение.
— То есть ты говоришь, что ты из уважения спасал свою шкуру. Может быть, мы с королевой повели бы себя несколько иначе, если бы знали, что ты используешь нашу сестру для добычи информации, ради которой она могла погибнуть.
— Это была не твоя сестра.
— Не в этом суть!
— Понимаю, но как бы ты поступил на моем месте?
Рошар угрюмо уставился на камин библиотеки. В нём уже не один месяц не разводился огонь, но запах гари всё равно висел в воздухе. Принц играл с кольцом на пальце — толстой полоской, выглядевшей так, словно её отлили из тусклого чёрного камня. Обычно восточные люди не носили колец, они предпочитали, чтобы их руки не утяжеляли украшения. Арин знал, что у этого кольца имелось особое предназначение: в нём содержалась жидкость, вызывающая онемение. Он никогда не спрашивал об этом, но подозревал, что она может и убить. Рошар покрутил кольцо.
— Арин, — тихо произнес он, — а ты умеешь добиваться своего.
— Я знаю, прости, — повторил Арин.
— Итак, значит, твоя Моль — не моя сестра.
— Да.
— Она геранка.
— Да.
— Мёртвая геранка.
Арин покачал головой.
— Её сослали в трудовой лагерь в тундре.
— Это равносильно смерти, — заметил Рошар.
— Это трудовой лагерь. Нельзя заставить трудиться мёртвое тело. Прошёл всего месяц. Она может быть ещё жива.
Взгляд Рошара метнулся к Арину.
— Нет, о нет. Даже не думай о том, о чем, я думаю, ты думаешь.
— Я мог бы возглавить небольшой отряд на север...
— Остановись немедленно.
— Она может обладать ценной информацией.
— Оно того не стоит.
— Она не заслуживает подобной участи.
— Она знала, во что ввязывалась. Все наши шпионы осознают риск. — Чуть ласковее Рошар добавил: — Невозможно спасти всех.
Арин медленно выдохнул. Он прижал ладони к глазам. Руки у него были холодными. Руки Кестрел всегда сначала холодны, когда к ним прикасаешься. Ему нравилось чувствовать, как они медленно согревались...
Арин одёрнул себя. Он с подозрением относился к работе своего разума, когда тот без причины то и дело возвращался к Кестрел, но его мысли не единожды возвращались к ней и работному дому, словно он был ловчей птичкой, а она наматывающейся блесной.
— Я не стану тебе говорить, что делать, — сказал Рошар. — С нас этого довольно. Я только спрошу тебя — тебя, я признаю это, поцелованного богом одарённого тактика, — неужели ты считаешь себя достаточно умным, чтобы отправить солдат на север, подальше от войны, развернувшейся здесь, чтобы попытаться спасти женщину из тюрьмы, когда ты даже не знаешь, сколько жизней это будет тебе стоить, и кого именно ты ищешь. Ну, Арин? Ты настолько умен?
— Нет.
— Но ты все равно сделаешь по-своему?
— Нет, — нехотя ответил Арин. — Я ничего не буду делать. — И он действительно так думал.
Глава 5
Руки Арина дёргались поверх подушки. В ногах запуталась простыня.
Он открыл глаза. В окне висела большая и жёлтая луна. Арин задумался, интересно, а какой луна будет, если посмотреть на нее из верхней точки сада, и он неожиданно оказался в саду — одновременно в обеих частях сада, несмотря на то, что его восточная и западная части были разделены запертой дверью. Босыми ногами идя по гладким камням, Арин находился где-то между сном и явью. А потом он перестал это осознавать и полностью погрузился в сон, не понимая, кто он и что.
По другую сторону стены сада Арин услышал чьи-то шаги. Но он стоял на обеих сторонах: и в том, и другом саду — в своем саду и саду Кестрел. Он был один. Стоял неподвижно. Эти шаги принадлежали не ему.
И вновь он услышал шуршание гравия. Но никого не увидел.
Ночное небо развернулось. Кто-то словно отстриг опутывающие его нити. Оно опустилось на Арина лоскутами шелка. Синий цвет застелил ему глаза, заполонил рот. Грудная клетка молодого человека расширилась в попытках глотнуть воздуха. Арин тонул. Он пытался пить ткань. Он жадно глотал её, даже несмотря на то, что легкие сжались.
* * *
Он в испуге проснулся. Простыни были влажными, дыхание прерывистым.
Сон стал ещё страшнее. Арин видел только синий шелк. Перед глазами, ощущал его во рту.
Он резко сел. Его кровать купалась в лунном свете.
Разум Арина трепетал от воспоминания, когда он в последний раз видел Кестрел. Как разлилось её синее платье по скамейке для фортепиано.
Он заставил себя вновь лечь спать.
Утром он смутно осознал, что ему приснился кошмар. Арин нахмурился — а правильно ли называть кошмаром то, что ему приснилось. Он попытался вспомнить сон. Но в памяти всплывали лишь какие-то фрагменты: ощущение того, что он тонет, и его желание утонуть. А ещё было что-то синее.