Поцелуй победителя
Шрифт:
Их с Арином истории переплелись в единый узор, который она пока не могла разгадать. А их молчание всё длилось и длилось.
— Я останусь, — наконец тихо произнес Арин.
Её взгляд взметнулся к нему. Это было так неожиданно, что у Кестрел все мысли вылетели из головы.
— Если ты хочешь. Я могу остаться. Мы будем вместе.
— Если ты останешься здесь, в то время как дакранцы идут на юг, чтобы сражаться, альянс разрушится.
Арин уставился на свои руки.
— Если только ты не сделаешь это ради королевы.
Он укоризненно посмотрел на Кестрел.
— А значит, ты не можешь остаться.
— Ты хочешь, чтобы я остался?
Кестрел задумалась, может, каждый вопрос — это просто попытка сдаться на милость другому.
— Это слишком дорого тебе обойдётся.
— Подумай об этом. Ты подумаешь? Мы уходим на рассвете. Встретимся у ручья, рядом с вьючной тропинкой, и ты скажешь мне, что решила.
Её ответ должен быть «нет», но Кестрел не смогла заставить себя сказать это.
— Приходи, что бы не решила, — сказал он, — чтобы попрощаться. Пожелаешь мне удачи?
Кестрел представила вырванную с землей траву на поле боя, окропленную кровью. Его: израненного и окровавленного. С опаленной кожей. Взгляд его тёмных глаз, сосредоточенный на чём-то, что она не видит. Свет в них померк.
Останься, почти произнесла она. А потом невидимая рука закрыла ей ладонью рот, ещё раз напомнив тем самым о неминуемых политических последствиях подобного решения. Как бы то ни было, Кестрел видела его гибель. Смерть в бою или медленная гибель альянса и победа императора.
На глаза навернулись слёзы. Она отвернулась, чтобы он не увидел их.
— Разве ты не пожелаешь мне удачи? — спросил Арин.
— Пожелаю. Я желаю тебе удачи.
Но он, казалось, был не уверен в этом.
— Если я не увижу тебя на рассвете, то это будет означать — ты хочешь, чтобы я уехал.
— Я буду там, — ответила она. — Обещаю.
Глава 18
Кестрел не спалось. Она бродила по спящему дому, смотрела на медные тазы, поблескивающие в темноте кухни, словно вереница подвешенных лун. Её поступь была не громче постукивания мышиных лапок о ступеньки. Она нашла библиотеку, вспомнила, как касалась корешков книг, когда жила здесь в прошлой жизни. Кестрел вновь дотронулась до них. Она вспоминала и трогала книги, трогала и вспоминала. Её пианино представляло собой самую большую тень в комнате. Арин перевёз его сюда из отеческого дома. Это было до тюрьмы, до императорского дворца. Он просил её остаться и разделить с ним жизнь. Она ушла от него, ушла в гавань, к украденной рыбацкой лодке. В бушующее море. К императору. Сделав выбор.
Столица: чопорное кружево, сахар, снег. Густая кровь, ободранные пальцы. Белые костяшки суставов.
Выбирай, велел император, когда она оказалась впервые перед ним и увидела, как он холоден и хитер. Она выбрала брак с его сыном. Её отец безмерно гордился дочерью.
Воспоминания мурашками рассыпались по её коже.
Через посеребренное окно Кестрел увидела гавань. Залив был залит светом. Ей не было холодно, но она всё равно потерла ладонями обнаженные плечи, привычка, оставшаяся с того времени, когда она все время мёрзла. Но поняв, что она делает, Кестрел остановилась. И вновь задумалась: почему у тела и разума так различаются воспоминания, которые порой вступают друг с другом в противоречия.
Ей не было холодно, и всё же она ощущала холод. В её сердце притаилась глыба льда.
Кестрел не знала, что ответит Арину на рассвете. Предложенный им выбор стал таким большим, что она не могла ясно понять — остаться или ехать. Она видела сам выбор и только.
Выбор её страшил. Она и так за него уже слишком дорого заплатила.
Кестрел посмотрела на гавань и вспомнила, как стояла там прошлой зимой, как её дыхание превращалось в облачка пара... и Арина тоже. Её рука на зазубренном осколке керамики, остром, как нож. Рыбацкая лодка, покачивающаяся на волнах у пристани. Он позволил ей сбежать, выбрал для неё свободу и вероятную гибель для себя просто потому, что ему была невыносима мысль, что он удерживал её насильно.
Не Арин был льдом в её сердце. Не он причина страха, удерживающего её от воспоминаний о себе прежней и того, что она сделала и чем это для неё обернулось.
Кем была Кестрел? Она мысленно перечислила всё, что знала, изучила каждый осколок прежней себя. Благородная, по словам Арина. Храбрая, думала она прежде. Она представила эту Кестрел — создание, сотканное из этих рассказов, и захотела, чтобы именно такой она и была.
Девушка не стояла на месте. Ноги несли её в покои Сарсин. Она крадучись прошла по половицам, открыв двери, затем шкаф, чтобы переодеться. А потом и обуться.
На рассвете солдаты отправятся на юг. У неё есть несколько часов в запасе. Луна светила ярко. Этого света было достаточно.
Кестрел покинула дом, выйдя через дверь для прислуги. Она спешно прошла через сад к конюшням.
Высокая тёмная трава, окружавшая виллу, мерно колыхалась на теплом ветерке. Она пустила Джавелина прямо к дому. Где-то неподалеку должен быть пруд или ручей, ей было не видно. Но Кестрел слышала лягушачье пение. Над головой светила полная луна, приглушая сияние звёзд.
Дом был величественен в своем безмолвии. Окна наглухо закрыты. Кестрел вздрогнула и намного лучше поняла природу своего страха, чем прежде. У него была форма. Четко обозначенная. Это был страх перед болью.
Она перекинула ногу через спину Джавелина и спрыгнула в траву. Трава кололась. Кестрел начала пробираться сквозь неё, позволяя досаждать и щекотать. «Посмотри на траву. Это просто трава. Этот дом — просто дом. Эта луна, просто луна. Они именно то, что есть, и не более».
Кестрел нащупала ногами мощёную плитку, скрытую в траве. Девушка пошла вперед, держа в руке незажженную лампу, что сняла с седельной сумки. Она хотела её зажечь, но побоялась, что может обнаружить себя. Этот дом — дом, окна второго этажа, вон карнизы, там открытая галерея, всё так четко и до тошноты знакомо — содержит секрет, который она должна разгадать.
Стоило ей выйти из травы, как она почувствовала себя обнаженной. Кестрел бросила взгляд через плечо и увидела чёрный изгиб шеи Джавелина. А потом она встретилась с чёрными, пустыми глазницами окон виллы.
Там ничего не осталось, как сказал Арин. Дом пуст.
Нет, это было не так.
Что-то всё же там есть. Она чувствовала, как стены кишат этим.
Я буду с тобой, сказал Арин тогда, на лошадиной тропе. Она знала, что может сейчас же вернуться и разбудить его. Он ни о чём не спросит. Не попросит подождать.