Поцелуй в темноте
Шрифт:
Точно так же она обманывала подруг, звонивших с такой же регулярностью, как Брент, и дядю
Уолли, застрявшего на Юге. Во время этих разговоров Митч находился неподалеку. Это было уморительно – знать, что Брент, беседуя с Ройс, считает, что она тоскует в одиночестве, тогда как на самом деле она лежит в постели с ним, Митчем.
Он провел рукой по ее золотистым волосам, рассыпавшимся по обнаженному плечу. Что он предпримет, черт побери? Неудивительно, что он утратил сон. До процесса оставался месяц, а он понятия не имел, как ее защищать. Ночь за ночью он
Он понимал, что Ройс ждет от него чуда. Однако он не мог придумать аргумента, который принудил бы присяжных оправдать ее. Ведь она была дважды поймана с поличным!
За всем этим просматривался чей-то поистине дьявольский замысел. Митч был склонен обвинить в злодействе Уорда Фаренхолта, но пока что Полу не удавалось его уличить.
Митч взглянул на Ройс, такую милую сейчас, в мягком лунном свете. Она полностью доверяла ему. Он не хотел думать о том, как она будет выглядеть, когда присяжные признают ее виновной.
Прошлое беспардонно вторгалось в настоящее. Митч был взрослым мужчиной, он обнимал Ройс, но его продолжали преследовать кошмары из детства. Он видел себя мальчишкой, зовущим мать, работающую в саду. Мать стояла на коленях, в руках у нее была садовая лопатка с тремя зубцами. Она повернулась к нему с такой же, как у Ройс, нежной, доверчивой улыбкой. Но стоило ей увидеть его, как улыбка исчезла.
До этого мгновения его детская жизнь была несчастной, но стоило матери обернуться, как она превратилась в сущий ад. Виноват в этом был, разумеется, его отец. Ему никогда не удастся его отыскать, но если судьбе будет угодно повернуть все по-другому, он с наслаждением прикончит этого мерзавца.
Субботним утром, когда Митч был в душе, позвонил Уолли.
– Я нашел школу, где работала монахиня, – сообщил Уолли после короткого приветствия.
– О! – только и ответила Ройс, услышавшая, что в душе перестала течь вода. Она отправилась вниз, прижимая к уху телефон. – Что она говорит?
– Ее там нет. Школы тоже нет. Теперь там лесопилка.
В кухне, где Митч не мог ее подслушать, она остановилась и сказала:
– Это тупик?
– Вовсе нет. Я знаю, откуда взялось имя из поддельного свидетельства о рождении: католическая школа стояла на пересечении улиц Митчелл и Дюран.
– Нет! – не то прошептала, не то простонала она. В горле застрял ком, сердце отказывалось смириться с только что услышанным. Она-то думала, что мать Митча с любовью выбрала имя «Митчелл» из многочисленных имен, которые перебирала на протяжении многих месяцев, а оказалось, что она даже не знает, как его на самом деле зовут!
Она еще могла понять, если бы он сменил фамилию, но зачем было менять имя? Разве не логичнее было его сохранить?
– Наверное, имя было связано для него со страшными воспоминаниями.
Не успела она закончить фразу, как в кухне появился мокрый после душа Митч. Волосы у него на голове торчали, как гребешок у петуха, бедра
– Уолли.
– Скорее всего он был известен полиции, и это не дало бы ему поступить во флот, – сказала трубка.
– Угу. – Она наблюдала, как Митч расчесывает Дженни – это было его субботней обязанностью. Митч, подобно итальянскому графу, переродился. Почему? Что осталось у него в прошлом?
Митч вскинул голову и наклонил голову, чтобы уловить здоровым ухом звонок другого телефона, его собственного, прозвучавший из кабинета. Ройс облегченно вздохнула: Митч бросился наверх.
– Но я кое-что узнал об этой монахине, – не унимался Уолли. Его было так хорошо слышно, словно он стоял рядом с ней в кухне. – Она уже ушла на покой. Здесь есть всего один монастырь для старых монахинь – в Баском Спрингз, неподалеку от Вудвилла.
– Вудвилл? Это то самое место, где лечится некто, кого Митч поддерживает деньгами. – Ройс произнесла это в полный голос и спохватилась, что Митч может в любой момент вернуться.
Их отношения стали настолько безоблачными, что она не могла позволить, чтобы он узнал о расследовании Уолли.
– От Баском Спрингз до Вудвилла каких-то семь миль. Я могу побывать там и там в один день.
– Пожалуйста, не… – Ройс осеклась: Митч возвратился в кухню.
– Не беспокойся, я как-никак профессионал. Митч ни о чем не узнает.
Митч пристально смотрел на нее, как волк, унюхавший добычу.
– Возвращайся домой, дядя Уолли. Я по тебе соскучилась.
– Скоро вернусь. Мои репортажи использует Ю-пи-ай. Я не могу прямо так взять и все бросить.
Она впервые задала себе вопрос, что движет дядей. Неужели еще одна Пулитцеровская премия для него важнее, чем она? Что бы с ней было, не окажись рядом Митча? Она бы погибала от одиночества. Она едва расслышала слова, произнесенные Уолли на прощание.
– Уолли делает что-то такое, что тебе не нравится? – с ходу спросил Митч.
– Торчит там. – Ложь прозвучала кисло, как пиво недельной давности. – Суд уже совсем скоро. Я… Мне надо… – Выражение лица Митча свидетельствовало, что он что-то заподозрил. – Мне, надо на волю. Иначе я чувствую себя, как кролик Рэббит Е. Ли, запертый в клетку. Почему бы нам не взять Дженни и не поехать в парк, на пикник? – У него был очень странный вид, что страшно ее пугало. – Если, конечно, тебе не надо работать. Этот звонок…
– Это звонил Джейсон. – Он подошел ближе, и она сообразила, что дрожит. – Он вернулся из лагеря. – Он обнял ее, в глазах у него светились нежность и понимание. – Ничего не бойся.
Она тряслась не от страха за себя, а от тревоги и душераздирающей жалости. Боже, что должен был пережить человек, чтобы назвать себя именем заплеванного перекрестка? У нее на глазах появились слезы, из-за которых она не смогла толком разглядеть его мускулистые плечи.
Каков сюжет! История отваги и торжества. Такой репортаж тоже мог бы потянуть на премию. Новый заряд слез лишил ее зрения.