Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений
Шрифт:
Вскоре после начала войны Путин позвонил Бушу и сказал: «Для вас это обернется чудовищными трудностями. И мне жаль вас». По воспоминаниям Буша, то был «звонок очень искренний, от чистого сердца. Без всяких там а-я-вас-предупреждал. Звонок был чисто дружеский. Я оценил это – кстати сказать, в той ситуации его звонок был единственным звонком такого рода» {278} . И кстати, когда война началась, Соединенные Штаты подсказали России, как лучше эвакуировать сотрудников ее посольства в Багдаде {279} . По окончании войны Буш озаботился восстановлением отношений с Россией. Райс поддержала его, кратко сформулировав свое мнение в афористичном совете, который, как она рассчитывала, не достигнет чужих ушей, хотя он в конечном счете все же просочился в прессу: «Наказать Францию, простить Россию, а Германию игнорировать». Через несколько недель после окончания войны Райс отправилась в Москву выяснять, как исправить двусторонние отношения,
278
Цит. по: Baker and Glasser, p. 228.
279
Интервью с Ричардом Армитеджем и Стивеном Пайфером.
280
Rice, No Higher Honor, pp. 212–214.
Официальные лица США в частном порядке не раз отмечали, что возлагали на Россию меньше ожиданий, чем на Францию и Германию, ведь, в конце концов, те были союзниками США по НАТО. Пока Путин резко критиковал действия США, американская сторона реагировала весьма сдержанно. В конце мая Буш прибыл в Санкт-Петербург принять участие в пышных торжествах по случаю 300-летия города, которые проходили в разгар знаменитых белых ночей. Во исполнение рецепта Кондолизы Райс Буш не встретился с Шираком, тоже приглашенным на празднование. Отговорившись напряженным графиком, Ширак дипломатично ретировался из Санкт-Петербурга, когда туда прибыл Буш {281} . По отношению к Шрёдеру Буш держался с ледяной холодностью. Быстро наступивший крах режима Хусейна и быстро одержанная военная победа укрепили уверенность Вашингтона в правильности решения начать войну и в оценке ее последствий. Еще до этого Буш в одном частном разговоре обронил: «Думаю, Герхард и сам понимает, что совершил ошибку» {282} .
281
Jack, pp. 294–295.
282
Это замечание сделано в разговоре с автором.
Буш буквально сиял от восторга, пока смотрел красочный фейерверк и балетное представление в ослепительно прекрасном Летнем дворце в Петергофе. Похлопывая Путина по спине, Буш рассуждал о «своем добром друге Владимире» и приглашал того осенью приехать к нему в Кэмп-Дэвид. «Мы покажем миру, что друзья могут в чем-то не соглашаться, могут подняться над своими разногласиями и работать весьма конструктивно, чтобы беречь мир». Государственная дума наконец ратифицировала Договор 2002 года об СНП, и руководители США и России подписали ратификационные грамоты. Позже, в Кэмп-Дэвиде, Буш только что не благословил Путина на переизбрание словами, которые вызвали удивление у некоторых его советников: «Видение Путиным России вызывает у меня уважение – страна, которая живет мирно в своих границах и поддерживает мир с соседями, страна, где сохраняются демократия, свобода и власть закона» {283} .
283
Baker and Glasser, pp. 229–230.
Таким образом, осенью 2003 года американо-российские отношения вернулись к их предвоенному равновесию. Впрочем, равновесие это обнажило пределы партнерства, сложившегося после 11 сентября. При всем обилии позитивной риторики двусторонним отношениям не хватало сущностного наполнения. Пока российская сторона размышляла, выиграла ли администрация Путина что-то существенное, поддержав войну против терроризма, и продолжала жаловаться на то, что ей казалось пренебрежением, американская сторона обратила внимание, что Россия не держит своих обещаний не распространять ОМП среди государств, считающихся вне закона. Официальные представители США не желали соглашаться с тем, что Россия, учитывая ее неспособность держать слово, должна получать экономические выгоды или заслуживает, чтобы с ней обращались как с великой державой. Как отмечено в работе одного российского критика власти, «американо-российское партнерство превращается в богатый фасад, выстроенный мощными и эффективными дипломатическими и политическими машинами обеих сторон и удобный им обеим, однако ни одна из них ни за что не признает, что они по большому счету лишь притворялись партнерами» {284} .
284
Shevtsova, Putin’s Russia, p. 272.
События, назревавшие в соседних с Россией странах, вскоре подвергли это партнерство еще более серьезной проверке на прочность.
Глава 5
«Цветные революции»
В 2003 и 2004 годах развитие событий в сопредельных с Россией государствах показало, какие распри может спровоцировать «Программа свободы». Американо-российские отношения взбудоражила новая тема – роль Вашингтона в поддержке «цветных революций» на задворках России. Постсоветское пространство превратилось в арену боев между США и Россией.
Россия еще не до конца смирилась с потерей бывших советских республик и все еще верила, что имеет право на особые отношения с ними. Соединенные Штаты, напротив, настаивали, что эти государства независимы и имеют право выбирать свою геополитическую ориентацию. США никогда не признавали публично, что Россия обладает какими-то особыми правами на постсоветском пространстве, и потому отвергали применимость концепции сфер влияния в этом регионе. Эти две позиции расходятся фундаментальным образом, вплоть до того, что нет согласия, как необходимо называть эти страны.
Прошло более двадцати лет после краха СССР, а единой характеристики для территории бывшего СССР все так и нет. Да, еще 8 декабря 1991 года Россия, Украина и Белоруссия основали Содружество Независимых Государств (СНГ), и к 1993 году в состав СНГ вошли все бывшие союзные республики, за исключением Прибалтики. Хотя многие россияне изначально видели в СНГ лишь инструмент цивилизованного политического развода, век его оказался на удивление долгим.
Россияне нередко называют соседние государства «ближним зарубежьем», словно бы не считая эти страны настоящей заграницей – в отличие от стран «дальнего зарубежья». Кроме того, в России в ходу термин «постсоветское пространство», указывающий, что эти страны объединяет общее советское прошлое. Государственный департамент, с другой стороны, называл эту группу стран «новыми независимыми государствами». Но по прошествии двух десятилетий с распада СССР такая характеристика все больше становилась анахронизмом. В Вашингтоне этот регион предпочитали называть Евразией, однако многие украинцы ответят на это, что они никакие не евразийцы, а чистые европейцы. Безуспешность всех попыток придумать этим государствам новое обобщенное и признаваемое всеми название отражает гораздо более глубокую проблему, а именно что Москва рассматривает Вашингтон как соперника на близлежащем пространстве и полагает, что Соединенные Штаты стремятся подорвать ее влияние на этой территории. Вашингтон отрицает, что они с Москвой соперники в этом регионе, однако многие чиновники администрации Буша именно так и трактовали эту проблему.
Администрации и Клинтона, и Буша как заклинание повторяли, что холодная война закончилась и Россия не должна рассматривать взаимоотношения с Соединенными Штатами как игру с нулевой суммой. Вашингтонские чиновники часто и с удовольствием говорили о «взаимовыгодной ситуации», но Москва подозревала, что это лишь ширма и что США на самом деле конкурируют с Россией за влияние на постсоветском пространстве, по-прежнему навязывая ей свою повестку и обращаясь с ней как с младшим партнером. Представители российских властей уверились, что США не планируют уходить из Центральной Азии, а продолжающуюся войну в Афганистане используют как предлог, чтобы продолжить подрыв российского влияния в этом регионе. Эти подозрения усиливались по мере того, как эпидемия смены режимов с полей войны Ирака шагнула на улицы Тбилиси, Киева и Бишкека.
Москве и Вашингтону пришлось также иметь дело с так называемыми замороженными конфликтами в регионе. Все они возникли в ходе развала советской системы, при которой разные этнические группы были вынуждены сосуществовать в многонациональных союзных республиках и при этом копили обиды друг на друга – яркий пример сталинской политики «разделяй и властвуй». Как только рухнул Советский Союз, национальные меньшинства в трех новообразованных государствах принялись требовать независимости от новой центральной власти. В результате этнических войн, начавшихся в последнюю пору существования СССР, образовались четыре малых непризнанных государства. Первым стал Нагорный Карабах, область в Азербайджане, большинство населения которой составляют армяне. Они объявили о своей независимости после войны с Азербайджаном, породившей миллион азербайджанских беженцев. Вторым таким государством было Приднестровье, область, официально входившая в состав Молдовы, но с русскоговорящим населением, которое в 1992 году при поддержке еще советской 14-й армии объявило о независимости и создании нового государства с собственными национальной валютой и флагом.
Два других замороженных конфликта касались Грузии, вернее, формально входящих в ее состав Абхазии и Южной Осетии. Местное население этих областей при поддержке российских войск еще в начале 1990-х годов объявило о независимости от Тбилиси. Эти непризнанные образования вполне успешно функционировали как мини-государства {285} . Однако в любой момент насилие могло вспыхнуть с новой силой. Более того, три из четырех конфликтов разворачивались в Закавказье, в результате чего Армения и Азербайджан оставались в состоянии войны друг с другом, а территориальная целостность Грузии была нарушена. Хотя и США, и Россия принимали участие в многосторонних переговорах по урегулированию этих конфликтов, у Вашингтона имелись подозрения, что Москва не заинтересована добиться какого-либо окончательного решения, поскольку само затягивание переговоров сохраняло позиции России в данном регионе.
285
Charles King, “The Benefits of Ethnic War,” World Politics 53, no. 4 (2001): 524–552.