Почему дети лгут?
Шрифт:
1234Где, по мнению Макси, лежит шоколадВ синем ящикеВ синем ящикеВ синем ящикеВ синем ящике Где шоколад лежит на самом делеВ зеленом ящикеВ синем ящикеВ зеленом ящикеВ синем ящике Намерение МаксиЧестноеЧестноеНечестноеНечестноеДостигнутый результатНеправдаПравдаПравдаНеправда
Большинство мальчиков и девочек 4–6 лет считали, что Макси солгал не только тогда, когда собирался обмануть и обманул-таки сестру (вариант 4), но и тогда, когда, желая быть честным, обманул ее, сам не зная правды (вариант 1). Намерение в расчет не принималось. Его, однако, учитывали большинство детей, когда их спрашивали, достоин ли Макси поощрения или осуждения за свое отношение к сестре. 75 % детей вынесли свою моральную оценку на основании намерения Макси [49] .
49
Психологи, работающие
Хотя дети этого возраста неправильно употребляют понятие «ложь», они понимают роль намерения. Им было ясно, что пытаться кого-то обмануть некрасиво. Факт кажется очевидным. Однако до недавнего времени, пока не были опубликованы результаты данного исследования, в научной литературе господствовала точка зрения, согласно которой дети этого возраста не способны к моральным суждениям, основанным на оценке намерения.
Если же дети демонстрируют такую способность, то резонно задаться вопросом: почему она не проявляется, когда они дают определение лжи? В одном из ранних исследований [50] (проведенном в 1909 г.) было высказано предположение, что родители неправильно истолковывают ложь. Они учат своих детей говорить правду, но не объясняют, что сказать нечто, не соответствующее истине, не значит солгать, если говорящий сам не знает правды. Другие исследователи связывали подобные явления с теми изменениями, которые происходят в развитии речи детей.
50
Stern C, Stern W. Monographien uber die seelische Entwicklung des Kindes. s. Brand: Erinnerung. Aussage und Luge in der ersten Kindheit. Leipzig: Barth. 1931. 4thed. (Originally published 1909.) Приводится no: Wimmer H., Gruber S., Perner J. Young Children’s Conception of Lying. P. 28.
Важно, что уже в 4 года, а возможно и ранее, дети знают: желание обмануть кого-то — это плохо. По словам одного исследователя, маленькие дети — фанатики правды [51] . Безусловно, младшие дети более нетерпимы ко лжи, чем старшие. Так, 92 % пятилетних детей утверждали, что говорить неправду — всегда плохо. К 12 годам данный показатель снижался до 28 %. Кроме того, 75 % пятилетних утверждали, что они не лгали ни разу, тогда как из двенадцатилетних никто не решился на подобное заявление [52] .
51
Leonard E. A. A Parents’ Study of Children’s Lies The Pedagogical Seminary. 1920. June. Vol. 27. № 2. P. 130.
52
Reterson С. C, Peterson J. L, Seeto D. Developmental Changes in Ideas About Lying Child Development. 1983. Vol. 54. P. 1529–1535.
Психологи Кандида Петерсон, Джеймс Петерсон и Диана Сито, получившие эти данные, также расспрашивали детей: всякая ли ложь — это плохо? Во всех возрастных группах — от 5 до 12 лет — был получен ответ: ложь ради избежания наказания (например, когда не признаешься, что разлил чернила) хуже, чем «белая» ложь (например, когда говоришь другому, что тебе нравится его прическа, хотя на самом деле это не так). Альтруистичная ложь (например, когда хулиган хочет побить малыша, а ты не говоришь, где тот спрятался, хоть это и знаешь) почти никем не осуждалась. Пятилетние дети все же оценивали этот поступок ниже, чем более старшие. Хотя даже они соглашались с тем, что подобная ложь все-таки не столь ужасна, как ложь ради избежания наказания.
Исследователи также спрашивали детей, что произойдет, если сказать неправду. Дети 5–9 лет чаще всего говорили о наказании. В этом возрасте наказание — сдерживающий фактор. Из двенадцатилетних о наказании упоминали менее трети, а половина говорили, что ложь подрывает доверие, — соображение, почти не упоминавшееся младшими детьми.
Мэри Васек получила похожие результаты при интервьюировании детей 6–12 лет [53] . Она читала детям рассказы, похожие на этот:
53
Это цитата из диссертации о детской лжи. См.: Vasek М. Е. Lying: The Development of Children’s Understanding of Deception. Master’s thesis. Clark University. Worcester. Mass., 1984.
Боб играл с друзьями в снежки во дворе своего дома.
54
Ibid.
Васек указывает, что младшие дети считали основным мотивом лжи стремление избежать наказания, как в данной истории. Хотя дети и находили, что лгать — плохо, они, однако, понимали, почему люди лгут. По ее словам, дети 5–6 лет лгут, «чтобы избежать наказания, когда они подозревают, что за совершенный ими поступок могут быть наказаны… Ребенок оказывается перед выбором — признаться и, возможно, понести наказание либо совершить еще один проступок — солгать — и уклониться от наказания за первый» [55] .
55
Ibid.
К 10–12 годам, а возможно и ранее, дети уже не расценивают ложь как безусловное зло; они становятся более «гибкими». Является ли ложь злом, зависит теперь от обстоятельств. Например, когда я беседовал с детьми, двенадцатилетняя Бесси заметила: «Как быть, если кто-то спрашивает, нравится ли тебе его прическа, а она на самом деле некрасива? В этом случае лучше сказать неправду». На вопрос, бывают ли случаи, когда ложь допустима и желательна, одиннадцатилетний Роберт ответил: «Представьте: есть такой парень — очень скверный — он все время бьет других ребят. Тебя спросят, видел ли ты, как он кого-то побил. На самом деле этого не было, но ты солжешь и скажешь, что видел. И это будет хорошо. Раз он такой задира, пусть его накажут».
Хотя подростки осознают, что ложь подрывает доверие, они далеко не всегда руководствуются этим соображением. Даже взрослые, решаясь на обман, порой забывают о таком возможном последствии, как утрата доверия. Взаимоотношения, омраченные ложью, уже не могут быть по-прежнему близкими. Утраченное доверие восстановить трудно, а порой и невозможно.
Уолт Харрингтон в своей статье, опубликованной в 1987 г. в журнале «Вашингтон Пост Мэгэзин», описал случай, когда даже невинная ложь, будучи разоблачена, изменила отношение друзей друг к другу. Однажды он обедал в обществе своему знакомой, недавно пережившей роман с его другом. «Она ничего не рассказала своему мужу, и это была первая ложь. Ее любовник сказал ей, что ничего не рассказывал мне, и это была вторая ложь. За обедом она вынудила меня к третьей лжи, неожиданно признавшись: „У меня тут было приключение. Знаешь с кем?“ Автор этого рассказа решил не подводить друга и сказал, что ничего не знает. Через несколько дней он признался ей, что солгал. „А ты искусный обманщик, — ответила она, — я ведь тебе поверила“. Тогда он спросил, не сердится ли она на него. Она задумчиво произнесла: „Нет, пожалуй, не сержусь, но я теперь отношусь к тебе иначе. Мое мнение о тебе пусть не очень сильно, но изменилось“» [56] .
56
Harrington W. Revenge of the Dupes The Washington Post Magazine. 1987. 27 December. P. 17–21.
Утрата доверия. Именно этот момент я подчеркивал в беседах с собственными детьми. Я объясняя им, как трудно людям жить вместе, если они друг другу не доверяют. Я говорил и о том, как трудно восстановить подорванное доверие. Но этот урок им усвоить нелегко. Впрочем, для любого человека подобное нелегко. Лишь тот, кто попался на лжи и испытал утрату доверия близких, способен вполне сознать опасность.
Некоторые психологи полагают, что детям можно внушить эту идею, рассказывая им назидательные истории. Примером может служить сказка о пастушке. Вы, вероятно, помните, речь в ней идет о том, го мальчик так часто поднимал ложную тревогу, крича о нападении волков, что, когда волки действительно напали на стадо, никто ему не поверил и не пришел на помощь. Помню, когда мне было лет 5 или 6, мораль этой притчи произвела на меня сильное впечатление. Но не припомню, чтобы я вспоминал о ней, когда, став подростком, случалось, обманывал своих родителей и друзей. Может быть, мне пошло бы на пользу, если б родители и позднее продолжали свои моральные наставления. Я же лишь в юношеском возрасте на собственном опыте, будучи однажды преданным, испытал, как трудно возродить доверие.