Почему поют русалки
Шрифт:
– Нет. Уверена, что никакого скандала. Если я верно помню, в этом деле участвовал и Расселл Йейтс.
Брови Девлина удивленно поползли вверх.
– Расселл Йейтс? Становится интересно.
Этот джентльмен – одна из наиболее колоритных фигур в лондонском обществе, потомок знатной семьи, надумавший сколотить себе состояние пиратскими набегами. В свете много болтали о его преступном прошлом, о связях, которые он до сих пор поддерживает с контрабандистами и фритредерами [8] . Но последнее время эти слухи заглушались более пикантными. Рассказы о сексуальных склонностях Расселла Йейтса,
8
Фритредерство – направление в экономической теории и политике, основные принципы которого – требование свободы торговли и невмешательства государства в частную предпринимательскую деятельность.
Генриетта внимательно изучала выражение лица племянника, но не смогла ничего прочесть.
– Тебе знакомы слухи, что бродят о нем?
– Знакомы.
– Считаешь, они имеют… э-э… отношение к погибшим молодым людям?
– Понятия не имею. Во всяком случае, появляется новый угол обзора.
– Это несерьезно. Я ничего не знаю о молодом Стентоне, но никто не подозревал Барклея в отсутствии интереса к женщинам.
Девлин пожал плечами.
Тетушка плотнее сжала губы и раздраженно хмыкнула.
– Гендон сказал мне, что ты занялся расследованием последних убийств. Тебе не кажется, что с твоей стороны это несколько common [9] , Девлин?
На лицо Себастьяна набежала было гримаса недовольства, но в то же мгновение растаяла.
– Несколько? Это ужасно common. Милая тетушка, если вы хоть немного дорожите репутацией леди Джулии, не разрешайте ей танцевать со мной кадриль.
Генриетта рассмеялась и встала.
– Боюсь, что твой совершенно неестественный интерес к убийствам делает тебя еще более привлекательным в глазах девушек, мой дорогой. – Она взяла его под руку. – А теперь нам пора в бальную залу, гадкий ребенок. По-моему, кадриль уже пляшут.
9
Простовато (фр.).
ГЛАВА 19
Кэт задумчиво стояла у окна спальни со скрещенными на груди руками. Шторы были плотно задернуты, в комнате за ее спиной царила темнота. После возгласа ночного стражника, объявившего: «Два часа ночи. Все в спокойствии и благополучии», прошло немало времени, но она еще не ложилась. Так и простояла все время, не сняв даже синего атласного неглиже, состоявшего из пришитых к коротенькой шемизетке [10] просторных штанишек до щиколотки, который обычно надевала дома после вечернего представления.
10
Шемизетка – женская кофта, блузка.
Не могла заставить себя не смотреть в окно. Едва прикасаясь к краю гардины, чуть отодвинула ее, чтобы выглянуть
Себастьян отыскал бы его сразу, Кэт понадобилось несколько минут. Она уже почти прекратила поиски, когда тот, кто следил за ней, поднес руки ко рту, как делает человек, прикрывая зевок.
Отпустив гардину, она простояла еще несколько минут не шевелясь, воздух вырывался из груди короткими отрывистыми всхлипами. Питать иллюзии относительно ситуации, в которой она оказалась, нечего. Джарвис был не тем человеком, который станет отпускать пустые угрозы. Он самым серьезным образом предупредил ее о том, что намерен и вправду предпринять. Итак, у нее есть время до пятницы.
Сначала Кэт показалось смешным, что ей дали несколько дней на то, чтобы разузнать имя осведомителя. Но затем она сообразила: агенты Джарвиса, должно быть, следили за нею не один месяц, возможно, это началось в феврале, после бегства Пьерпонта. Со временем Джарвиса стало раздражать, что ему не удается установить личность французского агента, и он решил узнать ее непосредственно от Кэт. Но так как имя ей могло быть неизвестно, он решил дать Кэт некоторое время на то, чтобы она его выяснила.
Прижав к губам кончики пальцев, Кэт отвернулась от окна. Разузнавать имя человека, заброшенного Наполеоном в Лондон, необходимости не было, ибо она знала его прекрасно. Эйден О'Коннелл был ирландцем, которого связывали с французами те же причины, что и Кэт, – борьба за освобождение родины. Прошлым летом он вошел с ней в контакт, надеясь установить такие же прочные связи, что существовали между нею и его предшественником, Леоном Пьерпонтом. Она объявила О'Коннеллу, что выходит из игры. Но от рук Джарвиса ее это не спасло.
Возможности, остававшиеся в ее распоряжении сейчас, были невелики, она сама знает об этом. Можно попытаться бежать, но Джарвис превосходно плетет сети агентуры, и внутренности Кэт сжала судорога ужаса при мысли о том, что сделают с беглянкой его приспешники, если им удастся ее поймать. Она может дождаться пятницы, а затем с благородной отвагой отказаться назвать имя О'Коннелла. Но Джарвис сумеет вырвать у нее признание пыткой. Кэт не сомневалась, что расскажет все, что они захотят услышать, – абсолютно все, даже зная, что и это не спасет ее. Она расскажет…
В конце концов, она может сразу выдать О'Коннелла в надежде, что ей это поможет.
Со стоном Кэт опустилась на пол, обхватив колени, подтянула их к груди. Джарвис не оставил ей реального выхода и потому мог чувствовать себя уверенно. В пятницу она, несомненно, назовет ему имя Эйдена О'Коннелла. Задача только в том, чтобы изобрести способ сделать это на ее условиях. Она не должна обманываться в происходящем. Теперь, когда она попалась в сети, сплетенные Джарвисом, свободы и безопасности ей не видать.
Как не видать их и Девлину.
Покинув бал, устроенный тетушкой Генриеттой, Себастьян сбежал по залитым светом канделябров ступеням и, едва оказавшись на улице, увидел, что неподалеку от его экипажа, опершись на стену дома, стоит неизвестный. Грубое шерстяное пальто, мягкая шляпа, руки глубоко засунуты в карманы. Когда Себастьян двинулся к карете, мужчина отделился от стены и шагнул к нему.
Оба лакея обернулись в ту сторону, чтобы остановить мужчину, но Себастьян жестом приказал им не двигаться.