Почему Я? Часть 2
Шрифт:
Например, в совершенстве и очень изобретательно ругаться матом на юпинянском. Даже наши девушки знали, как с легкостью ввернуть пару крепких словечек, что, согласитесь, немаловажно. Вы же понимаете, на чужой планете это первое дело, без этого никак нельзя. Рассмотрим простой жизненный вариант: вы себе в присутствии аборигенов со всей дури хряпнули по пальцу молотком. Ну или же во время вечернего моциона на центральной площади какой-то нахал-инопланетянин, совершенно не замечая вас, увлеченно жуя продукт местного фастфуда, по ходу оттоптал вам лапу, наступив на самую любимую мозоль, и, что характерно, сволочь такая, даже не извинился после содеянного, а пошел дальше как ни в чем не бывало. Как вам тут поступить?
Естественно, как посланцу других миров и представителю высокоразвитой цивилизации, несущей сквозь пространство и время высокую культуру и вселенские знания отсталым народам, вы выскажетесь, и выскажетесь не на своем родном и могучем, а на местном диалекте с использованием идиоматических выражений, включая ненормативную лексику, для того чтобы вас поняли все без исключения. Хотя надо заметить, что наш русский мат для таких ситуаций подходит лучше, он более совершенен, универсален, что ли, да и позабористее будет. Это я вам как человек со знанием трех языков говорю – русского,
Наши девушки-красавицы, приняв душ и стряхнув с себя остатки сна, все такие свеженькие и румяненькие, как наливные яблочки, доставали из своих шкафчиков местные одеяния, в которых им предстояло щеголять по Юпинию, что-то наподобие туник, и неторопливо облачались в них. Тончайшая невесомая ткань, провокационно оставляя одно левое плечо полностью оголенным и держась на другом, правом, только за счет массивной медной броши, струясь по телу как водные ручейки, обволакивала стройные девичьи станы, не пропуская ни единого бугорка, выпуклости или соблазнительного изгиба, оттеняя их тем самым и скорее раздевая прекрасных фрейлен почти до наготы, нежели скрывая что-то, показывая в самом выгодном свете все то, чем может гордиться красивая сексапильная девушка. Материя каскадами спадала до самых ступней, одетых в открытые плетеные сандалии на совсем незначительном каблучке. Кожаные ремешки, на которых держались сандалии, переплетая девичьи икры словно змейки, убегали высоко за завесу ткани, заканчиваясь хитроумными застежками где-то там, под хорошенькими коленками. Поскольку по легенде наши барышни все были сплошь из состоятельных семей, то и цвета их туник были не серые, как у простолюдинов, а разных цветов, причем у каждой был свой. Наши красавицы, надев эти, казалось бы, простые и вроде незамысловатые наряды, состоящие из одного цельного куска ткани, еще больше преобразились – им всем все это безумно подходило. Мы сейчас взглянули на них совсем по-другому – по-новому. Девчонки, с которыми столько всего пройдено и пережито, с которыми хлебнули в полном объеме как хорошего, так и плохого, и, казалось, за то время, что они были рядом, ты уже знаешь о них все, вдруг за счет такого незатейливого маскарада превратились в таинственных незнакомок, становясь немножечко чужими, отдаленными, во всем их облике проявлялась какая-то недосказанность, загадка. С ума сойти можно.
И все же… Среди всей этой феерии сногсшибательной девичьей красоты и сексапильной манкости была девушка, которая выделялась, затмевая всех, – это Аня. Если в прошлый раз перед посещением планеты Грелиосс Всадница без головы, не стесняясь в выражениях, как сапожник ругалась, понося на чем свет стоит моду и манеру одеваться тамошних аборигенов, жалуясь на то, что ей ужасно не повезло с одеянием, из-за чего она выглядела отвратительно и совсем не так, как бы ей хотелось или как того заслуживала, то сейчас с уверенностью можно сказать, что настал ее звездный час. Темно-пурпурно-лиловая туника, что была на ней, фантастически гармонировала со смуглой бархатистой кожей Ани, как будто была сшита специально для нее по спецзаказу у самых искусных в мире брендовых дизайнеров, и сидела на ее фигуре как влитая. Все незаурядные достоинства восхитительного тела были выделены и выверены эластичной материей с максимально кропотливой дотошностью, до мельчайших деталей, короче, все, что надо было подчеркнуть, было подчеркнуто: от гордой длинной шеи, покатых округлых плеч, крупных дразнящих сосков на высокой упругой груди, рвущихся сквозь ткань наружу, до аппетитнейших налитых полушарий ягодиц, плавно, словно разогретый свинец, перетекающих в крепкие пружинистые бедра ее длинных стройных ног. На узких царственных запястьях и великолепных предплечьях обнаженных рук, которыми она сейчас собирала свои густые каштановые волосы в косу и укладывала её на затылке в высокую, по местной моде, хитроумную прическу, красовалось по широкому браслету из сплавов серебра с тисненым изображением восседающих на тронах различных не очень добрых на вид юпинянских божеств. Браслеты являлись не только красивым аксессуаром, но один из них был еще функциональным средством связи и одновременно маячком, чтобы отследить каждого из нас в любом уголке планеты. Ей все очень шло. Я был уверен в том, что Аня запросто сразит любого индивидуума мужского пола наповал, будь он даже инопланетянин и закоренелый, убежденный женоненавистник, ему не увернуться, как только он ее увидит, то тут же падет ниц. Околдованный ее чарами, потеряв свою мужскую гордость, будет ползать на коленях, умоляя дать ему шанс, а еще я не удивлюсь, если в скором времени Аня станет законодателем моды на Юпинии. Она напоминала собой шоколадный бисквитный торт, приготовленный в единственном экземпляре, лежащий на блюдечке в витрине самого дорогого, с полным набором мишленовских звезд ресторана, куда обычному смертному и войти-то не только страшно, но и попросту невозможно. Обалденно сочный, пряный, щедро политый глазурью, обладающий не только необыкновенно восхитительным вкусом, но, что самое главное, оставляющий после съеденного даже маленького кусочка такое послевкусие во рту, которое ты не забудешь на всю оставшуюся жизнь. Почувствуешь там все: отдающую кислинкой натуральную клюкву, пикантную горечь натурального шоколада, крепость и одновременно восковую мягкость марципана с легкой ноткой абрикоса и миндального ореха, сладость ванильного крема, воздушную пышность взбитых сливок и еще много чего другого неведомого, что туда положил величайший из кулинаров, создавая этот шедевр, хорошо сдобренный выдержанным коньяком и стоящий каких-то безумных денег, и поэтому далеко не каждому, даже очень богатому, человеку по карману, но о котором втайне мечтает любой сладкоежка, проходящий мимо сверкающей витрины и, стараясь от вожделения не захлебнуться, глотает собственные обильно текущие слюни, смотря на этот невероятный сказочно-диковинный десерт, снос башки, самая потаенная мечта всех сластен.
И вдруг, глядя на Аню, я очень явственно осознал, что, несмотря на смертельную опасность сахарного диабета, я являюсь стойким поклонником и ценителем вот такого дорогущего сладкого шоколадного бисквита и, чего уж там скрывать, самым настоящим сладкоежкой, которого не исправишь и не заставишь жить на диете, придерживаясь здорового образа жизни, отказывая себе в сладком. «Нет. Нет и еще раз нет. Этого не может быть, потому что этого не может быть НИ-КОГ-ДА».
Аня – очень неглупая девушка, прекрасно понимая, какой она своим видом производит вау-эффект, разглядывая себя в зеркало, вроде как полностью абстрагировалась от всех, никого не замечая вокруг, занималась только собой, но однозначно ощущая спинным мозгом те сверхвосторженные взгляды, которые вперила в нее не только мужская, но даже женская часть нашего коллектива. Уверен на все сто пятьдесят – втайне наслаждалась этим. Она, провоцируя всех нас, не спеша, с достоинством и грацией богини, доводила свой и так совершенный в высшей степени образ до полного, умопомрачительного, безукоризненного эталона женской красоты и привлекательности. То взмахнет рукой, поправит чуть выбившийся локон, то томно пригладит ткань на груди и на бедрах, разглаживая несуществующие складочки, по очереди проверит оба браслета на запястьях, насколько прочно они сидят, после чего, чтобы разглядеть себя получше и удостовериться в законченности своего облика, Аня делает шаг назад от зеркала, от этого действия ткань ее туники, чуточку шурша, приходит в движение, как живая, всколыхнувшись, нервной дрожью пробегает сверху донизу по соблазнительной фигуре, еще плотнее прижимаясь к Аниному телу, впиваясь в него, сливаясь с ним. От нее, как от эпицентра разрушительного урагана, в разные стороны исходят всепоглощающие двенадцатибалльные волны чувственного животного магнетизма. Это даже не шторм – это настоящее цунами.
«Анечка, мерзавка ты этакая. Черт тебя побери, что ж ты с нами всеми делаешь? Вот же дрянь». Я понимаю, что больше эту изощренную пытку вынести не в состоянии. Можно, конечно, попытаться отвернуться и смотреть в другую, противоположную сторону, но взгляд, как намагниченный, все равно будет возвращаться против моей воли к этому вселенскому чуду, иконе чувственности и сладострастия. Сердце колотится как бешеное, во рту пересохло, голова пошла кругом, и земля мало-помалу начала уходить из-под ног. Так недолго и в голодный сексуальный обморок плюхнуться, а это на сегодня совсем не входило в мои планы. Чего мне сейчас очень хотелось – это как-то собраться и из манной каши-размазни превратиться в стойкого волевого мужчину, хладнокровного командира группы, крутого перца, полного хозяина своих эмоций. Таких типов с каменными лицами обычно изображают на плакатах под надписью, выделенной жирным шрифтом: «Не хватайся за оголенный провод, чувак».
Естественно, я тут же сотворил очередную глупость. Включил главнокомандующего, решив таким образом напомнить о себе и заодно хоть как-то стряхнуть с себя это наваждение.
– Команда, – громко сказал я. – Слушай сюда. Все. Хватит возиться и марафетиться. Немедленно заканчиваем сборы, завтракаем и улетаем. Времени у нас не так много. Напоминаю всем: с этого момента говорим между собой только на юпинянском, это приказ, – и в конце совей зажигательной речи для связки, так сказать, слов и показывая всем, насколько свободно владею юпинянским, я лихо впендюрил в окончание своего монолога несколько крепких словечек из местного лексикона портовых грузчиков и постоянных обитателей лукренонских трущоб. Даром что учил. Звучало это примерно так: «Пиндоло, маноло, ультяпо», – что означало в переводе на наш русский, опять же примерно, что-то среднее между «Ешь твою медь», «… твою мать» и «… ту Люсю». Последние два – с обязательным для таких случаев глаголом еб…ть. Вышло как-то грубовато. Но результата достиг. Внимание на себя обратил.
В зале повисла тишина. Все дружненько так посмотрели на меня. Аня перестала прихорашиваться, отвернулась от зеркала, неспешно подошла ко мне, уничижительно сверху донизу окатила взором своих карих с поволокой очей, после чего на чистом юпинянском процедила:
– Имбецил.
Ну, в смысле аналог этого нехорошего слова на местном диалекте, причем в ее устах это звучало уж очень оскорбительно. Затем так же не спеша, преспокойненько, слегка покачивая своими крутыми бедрами, пошла, словно плывя, на выход. Я смотрел на удаляющуюся суперсоблазнительную фигуру, на ровную, с вызовом расправленную спину, на туго обтянутые тонкой пурпурно-лиловой тканью перекатывающиеся при ходьбе туда-сюда аппетитные литые ягодицы и думал: «Матерь божья, святые угодники, нимфы в раю, глядя на эту картину, нервно курят, причем в затяжку». А ведь в переводе на наш мужской язык все Анины жесты и действия сейчас означали одно: «Смотри, недоумок, что потерял, грызи теперь локти». Ну, во всяком случае, так я это перевел, хотя вполне может быть, что толмач из меня не очень.
– Э-э-э-э, – укоризненно покачав головой, печально выдохнула Алина. Махнула рукой, мол, что с имбецила взять, кроме анализов, и тоже направилась вслед за Аней, то и дело озираясь и как-то странно поглядывая на меня, но, слава богу, молча. За Алиной устремилась Женя.
– Олег, как тебе не стыдно? Ты совсем совесть потерял? – рядом со мной неожиданно оказалась Жанна. Сдвинув брови и зло раздувая ноздри, она метала в меня молнии. Это за неимением под рукой чего-нибудь другого – повесомей, помассивнее и потяжелее, например, дубины или бейсбольной биты.
«Ба-а-а, это мне чудится или действительно одна из наших ярчайших представительниц прекрасного пола, а по совместительству еще и ярый обличитель, обвинитель, прокурор и много еще чего другого в одном лице, все-таки снизошла до того, чтобы поговорить с таким ничтожеством, как я? Интересненько».
Я с чувством живейшего любопытства присмотрелся к Жанне повнимательнее. С одной стороны, она вроде как на взводе и пышет гневом, напоминая собой вулкан Этна, готовый вот-вот взорваться, поднимая высоко к небу клубы дыма и пепла вперемешку с раскаленной лавой, даже очень похоже на то, что девушка созрела для того, чтобы в сердцах, от всей души влепить мне увесистую пощечину, но, с другой стороны, если вглядеться еще более внимательно, докапываясь до самой сути, то понимаешь, что ее праведный гнев немного наигранный, я бы даже сказал слегка с перебором – опереточный. Кажется, я понял, в чем тут дело. Эврика. А дело, товарищи, в том, что красавица Аня произвела своим видом форменный фурор, на сей раз замкнув все внимание окружающих на себя. Жанна, безусловно, тоже безумно красивая и безумно сексапильная девушка, но в своей белоснежной тунике выглядела попроще и на данный момент явно проигрывала ярко-жгучей брюнетке с каштановым отливом Ане, и это Жанну, также привыкшую выделяться среди всех, быть центром всеобщего восхищения, здорово злило, хотя они обе вдруг и стали самым непостижимым образом подругами – не разлей вода. Вряд ли кому-то из них просто так захочется уступать корону. Жанне надо было любой ценой заставить вновь обратить на себя внимание, заявить во всеуслышание, что она не сошла с дистанции и, в конце концов, готова вернуть себя на пьедестал, на высшую ступеньку, спихнув конкурентку как можно ниже. Дружба дружбой, но дух соперничества никто не отменял. В этой постоянной ой какой нелегкой борьбе за титул «Мисс Вселенная» все средства хороши. Моя скромная персона для этой цели вполне подходила. И то, что есть, за что меня потрепать, было для Жанны очень кстати.