Почему я верю. Простые ответы на сложные вопросы
Шрифт:
Что остается? Остаются только разговоры об идее Бога – уже не о Нём Самом, а о том, есть ли Он? И наконец, появляется философ, который вдруг честно и громко кричит на площади: «Мы все убили Его! Бога больше нет, Он умер!» Речь идет о Ницше. Это был очень честный крик честного человека. Ницше (который страшно закончил, в жутких муках, потеряв рассудок) воплотил в себе потерю рассудка целыми народами, целой цивилизацией. Кстати, раз уж мы о нем вспомнили, то должны сказать, что он благоговел перед Паскалем и удивлялся тому, что христианство его покорило. Сам Ницше так и не смог разрешить этого противоречия.
И у человека, всецело полагающегося только на свой разум, есть опасность пойти именно этим дьявольским путем и так никогда и не выйти к истине. Поэтому и первый шаг к вере – великое дело.
Нырять
– Но как же действительно быть со всеми этими крестовыми походами и кострами инквизиции, которые зачастую первыми всплывают при разговоре о вере? Оставить их до поры до времени в стороне? Или все-таки потратить время, но разобраться с трудными вопросами истории?
– Да, по сути, приходя к вере сегодня, мы вынуждены каким-то образом пропустить через себя всю 2000-летнюю историю христианства.
Немногие делают это в начале своего пути к вере, но так или иначе христианину это делать придется. Что было в эпоху Ивана Грозного? Зачем поплыли португальские каравеллы в Японию? Почему горели костры инквизиции, горели ли они, сколько их горело? Грешнее и слабее ли сегодняшнее духовенство того, что было раньше, или люди всегда и везде одинаковы? Так или иначе, вопросы истории будут возникать и потребуют ответов.
И в своем конечном пределе задача тут такова: почувствовать христианскую историю прошедших веков как историю, которая касается меня лично, и выработать свое личное отношение к этой истории. Только не стоит забывать вот о чем: чтобы, опускаясь на дно, потом вынырнуть обратно на поверхность, нужен акваланг – надо чем-то дышать. В истории часто дышать нечем.
– Что Вы имеете в виду?
– Человеческая история – это ведь кошмарная связка различных, подчас страшных событий. Стоит углубиться в историю ГУЛАГа, или Французской буржуазной революции, или Первой мировой войны, как ты погружаешься в какое-то месиво крови, интриг, дипломатических бумаг и документов, человеческих трагедий, маленьких сломанных жизней. Жестокость описываемых событий запредельна. И так – с каждой эпохой. Невольно спросишь себя: «Как мы не умерли до сих пор, благодаря чему мы живем?! Где же смысл во всем этом?»
И это очень тяжело для человеческой души. Под такой тяжелой исторической водой долго находиться нельзя: история способна раздавить человека, который не знает о том, что есть Свет.
А Свет есть – например, в истории мучеников, истории святых и праведников, которые также есть в каждой эпохе. Хотелось бы, чтобы эти факты тоже были известны людям.
Она есть, эта светлая сторона человеческой истории. Иоанн Златоуст [6] говорил, например, что истинность исповедания Христа Богом для умеющего думать напрямую доказывается самим существованием христианской Церкви. Церковь была рождена жалким количеством бедных людей, жителей небольшой провинции Римской империи, у которых не было ни философских знаний, ни меча на поясе, ни политических связей, ни академического образования. Не было у них и опыта миссионерской работы. Кроме того, апостолы христианства принадлежали к иудеям – странному гонимому народу, который все узнают и которого все сторонятся [7] . И за краткое время своей земной жизни эта горстка учеников сумела покорить вере весь римский мир: Рах Romana, римский мир, стал Pax Christiana, миром христианским. Причем все апостолы умерли за свою веру, и умерли насильственной смертью (кроме Иоанна Богослова), не отрекшись от нее.
6
Святитель Иоанн Златоуст (ок. 347–407) – архиепископ Константинопольской церкви, прославленный в лике святых. Златоуст отличался даром слова и талантом проповедника, а также бескомпромиссностью, с которой он боролся с пороками своей паствы, не боясь обличать и императорский дом, чем нажил себе могущественных врагов.
Один из учителей Церкви.
7
«В древнем мире любой человек знал по меньшей мере четыре вещи об иудеях: что они ни за что не согласятся прямо или косвенно принять участие в каком-либо языческом культе (что казалось антисоциальным), что они ничего не делали в субботу (что казалось неудобным),
И Златоуст говорит: «Теперь посмотри, что произошло. Посмотри на финикийцев, на этих древних морских разбойников, – они поют псалмы! Посмотри на ливийцев, на этих жителей пустыни, – они знают, кто такой Лука, кто такой Марк, они читают пророков. Посмотри на гордых и спесивых римлян – они посыпают голову пеплом и соблюдают Великий пост. Посмотри на Дунай, на этих виноградарей, которые кривым ножом срезают виноградные кисти, – они читают молитву Иисусу Христу, когда работают в поле. Это сделало жалкое число проповедников. Все мы, собранные вместе, теперь не можем повторить даже малой доли того, что сделали они. Откуда это в них?»
«Теперь ты понимаешь, – мог бы продолжить Златоуст, – что Церковь не могла возникнуть случайно, теперь ты понимаешь, что силы им дал Христос, что такую силу может дать только Господь?»
Но это апелляция к человеку, который согласен сесть и думать.
Не нужно закрывать глаза на темные стороны церковной истории. Надо иметь готовность об этом говорить. Но говорить, не теряя из вида светлую мысль о Едином Боге, Который существует вечно, и о Сыне Его Единородном, Иисусе Христе, Который пришел в мир, и Чье имя сладко для слуха верующих. Все, что связано с Христом, очень удивительно.
Когда в мире замолкает разговор о светлой радости и о смысле жизни, о том, что нужно призывать милость к падшим и верить в Бога и Богу, то человечество, пытаясь своими силами достигнуть счастья, учиняет какой-то очередной кошмар, чтобы потом долго и с большим трудом выбираться из него. Но вера никуда не исчезает. Она может сокращаться, как шагреневая кожа, или расширяться, как мехи баяна, переходить с территории на территорию, из рухнувшей Византии в Московскую Русь, но она никуда не исчезает. Вера сохраняется.
А человечество опять продолжает жить и давать повод новым историкам изучать очередные кошмары. Вот так движется история. И от ее ужасов нужно постоянно возвращаться к светлому миру веры, спасаться в нем.
– А стоит ли человеку бросаться в эти кошмары истории, изучать их, пытаться разобраться, делать далеко идущие выводы, не имея веры?
– Нет. Человеку, для которого вера не сладка, для которого храм – закрыт, а богослужение и Священное Писание молчит, не стоит обращать свой взор в то, что называется историей.
Не имея веры, он рискует сгореть от стыда или сойти с ума, впасть в отчаяние, разувериться во всем и стать циником. Господь может человека и из этого состояния призвать – так может произойти. Как, например, это произошло у Клайва Льюиса [8] , который сел в автобус атеистом, а вышел – верующим человеком (он рассказывает об этом в своей книге «Настигнут радостью»). Такое часто бывает: озарение в толпе, когда ничего вроде бы не происходит, а у человека с души вдруг словно пелена снимается. Я сам слышал ряд историй, когда люди говорят: «Едучи в метро в очередной раз, я понял, что так жить нельзя: либо я умру, либо должно что-то произойти!» И атеист, спустившийся в метро, скажем, на станции «Смоленская», на станции «Бабушкинская» выходил верующим человеком.
8
Клайв Стейплз Льюис (1898–1963) – английский писатель, один из лучших апологетов христианства в XX веке. Будучи крещен в детстве в англиканской Церкви, Льюис постепенно утратил интерес к религии, но в зрелом возрасте вновь обрел веру в Бога.
Его литературное творчество отличают глубина мысли и вместе с тем простота изложения. Знаменитые «Хроники Нарнии» являются своеобразным пересказом евангельской истории на языке сказки, в «Расторжении брака» Льюис показывает, каковы на самом деле Рай и Ад, «Письма Баламута» – это «аскетика наоборот»: в форме переписки опытного беса со своим неопытным племянником писатель раскрывает основы христианской аскетики и духовный путь верующего.