Почерк дракона
Шрифт:
– Даже любимый мужчина? – Улыбнулся Шатов.
– Он – в первую очередь.
– Я постараюсь вернуться, – шепнул Шатов.
– Я постараюсь дождаться, – ответила она и подтолкнула его к двери, – иди.
Странное чувство, когда тебя кто-то ждет, думал Шатов, спускаясь по лестнице и идя через двор. Давно не было у него такого. Очень давно. Или слишком давно? И было ли оно когда-то вообще?
Было. Но об этом лучше не вспоминать. Лучше помнить только о том, что в кармане лежит ключ. И что Вита ждет. И что…
И что нужно попытаться
Куда пойти? В клинику? Хрен вам! Туда он еще успеет.
Тогда куда?
Шатов покрутил головой. В каком это он сейчас районе? Кажется… Нет, точно – в Киевском. Более того, если вспомнить адресок самоубийцы мадам Воеводиной, то это выходит почти рядом, всего в нескольких кварталах. Судьба? Ему со вчерашнего вечера стоит поверить в судьбу.
Значит, Воеводина.
Поспрашивать соседей, найти участкового. Что еще? Жила Татьяна Игоревна Воеводина, похоже, одна. Без семьи. Подруга, у которой был ключ и которая нашла самоубийцу. Может быть, соседи подскажут, где ее искать. Или тот же участковый?
Рановато только. От Виты он вышел около восьми утра. Гуляет почти час… Ладно, приличия соблюдены, можно идти будить соседей. Только нужно…
Черт, сколько же можно повторять? Нужно оглядываться по сторонам. Нужно время от времени менять направление движения и следить, не станет ли кто-нибудь также метаться по улице. Лучше плохо выглядеть на улице, чем хорошо смотреться в гробу.
Кто говорит, что летом город пустеет? Полные улицы народу! Шатов перешел через дорогу и зашел за угол дома. Подождал. Никого.
Шатова это в принципе устраивало. Можно двигаться дальше. Плохо только то, что этот район Шатов знал не очень хорошо. Вернее, практически совсем не знал. Наверняка здесь есть пара смешных проходных дворов и сквозных подъездов. В которых можно запросто потерять «хвост».
Ладно. Придется внимательнее смотреть по сторонам.
И снова Шатов, без приключений добравшись к дому восемь по улице Светлой, не мог сказать – хорошо или плохо то, что никакого наблюдателя выявить не удалось.
Это когда-то, еще на заре своей журналистской деятельности, Шатов осознал всю глубину официальной деловой лексики. Нарушения в магазине обычно не были выявлены. Возможно, они были, но выявить их не удалось. Или в истории болезни – патология не обнаружена. Не исключено, что она есть, но не обнаружена.
Слежка за Евгением Шатовым не обнаружена. Не выявлена. Не выявлена.
Жила Воеводина в квартире номер пять. Дом старый, квартир на этаже мало. По две квартиры на лестничной клетке. Выходит – третий этаж.
Квартира пять. И квартира шесть.
Лестничные пролеты высокие, двери – как в залах. Еще дореволюционная постройка. Воняет немного сыростью из подвала, но, в общем, все благопристойно.
И, что очень интересно, дверь в квартире номер пять не опечатана. Интересно. Очень интересно. И дверь имеет очень благопристойный вид – обтянута кожей, украшена всякими металлическими узорами. Квартира шесть – немного попроще. И звонков возле ее дверей целых три штуки. Коммуналка.
На какой звонок нажать? Шатов задумчиво постоял перед дверью.
Или вначале выполнить ритуал и позвонить в квартиру номер пять?
Монету бросать не хочется. Ладно, Шатов махнул рукой, квартира номер пять. Главное, чтобы не покойная открыла дверь.
Кнопка подалась легко, но до слуха Шатова не донеслось ни звука. Или звонок не работает, или дверь очень плотная. Скорее, дверь. Воеводина провисела в петле две недели, и никто не услышал запаха.
Еще раз нажать на кнопку? Или можно идти к квартире номер шесть? Шатов уже решил было идти к квартире напротив, когда за дверью пятой квартиры кто-то завозился.
Шатов обернулся и глянул на дверной глазок. Еще одна нелепая привычка – смотреть на глазок, пытаясь понять, смотрят на тебя сквозь него кто-то или нет.
Дверь приоткрылась:
– Кто?
– Мне нужна Татьяна Игоревна, – несколько неожиданно для себя самого выпалил Шатов.
И через секунду понял, что инстинктам нужно доверять. Если бы он стал объяснять, что из газеты, и пришел поговорить по поводу безвременной кончины, то с ним просто могли бы не разговаривать. Извините, я не могу говорить на эту тему. Еще слишком сильна боль утраты…
– А Тани нет, – сказал женский голос таким тоном, будто Воеводина только что ушла за хлебом.
– А когда она вернется? – Шатов попытался рассмотреть свою собеседницу, но смог увидеть только часть силуэта – цепочка отпустила дверь лишь на пару сантиметров. Если судить по голосу – достаточно молодая женщина. Лет до тридцати пяти. Хотя определять возраст женщины по ее голосу Шатов так и не научился толком. Как и по внешности, впрочем.
– Она не вернется, – женский голос стал чуть тише, словно женщина за дверью теперь попыталась, наконец, выразить свою печаль.
– Она совсем уехала? Куда?
– Она умерла, – наконец сказала женщина из-за двери.
– Боже! – не стоит слишком переигрывать. Не стоит. Удивление и легкое недоверие. – Я говорю о Татьяне Игоревне Воеводиной.
– Да, она умерла, – Шатов был поклясться, что особой печали в голосе собеседницы не было.
– Подождите, как она умерла? Месяц назад она была совершенно здорова. Мы с ней… – тут нужно замяться, чтобы собеседница смогла сама придумать, что именно они с покойной Воеводиной делали месяц назад. – Я могу войти?
Пауза. Какая негостеприимная женщина. Ей ведь ясно было продемонстрировано, что человек – старый знакомый Татьяны Игоревны, что он потрясен известием и хотел бы узнать, подробности.
– Я не совсем одета, – сказала женщина.
Теперь лучше промолчать Шатову. Называя причины, по которым что-либо не может быть выполнено, и не получая ответов, человек сам начинает искать способы эти причины преодолеть.
– И у меня немного не прибрано…
Вот теперь нужно подать реплику, очень осторожно: