Почетная гвардия
Шрифт:
— Ты не кричала, когда они тебя схватили.
— Это хорошо?
— Крик — это потеря сил и достоинства. Убей они тебя, удовольствия бы они не получили.
— А, вот оно что, — промолвила Курт, смешавшись и не зная, что сказать.
— Никогда ничего не отдавай врагу, Ана. Они берут то, что могут, и этого уже больше, чем достаточно.
— Именно так ты живешь? — кисло спросила она, выпуская очередь.
— Да, — отозвался Гаунт, словно удивленный ее вопросом. Почувствовав это, она тоже удивилась. Себе самой и собственной глупости. Ответ был очевиден, и она должна была уже давно это понять.
Он был не просто комиссаром. Он был воином, и Курт поняла это очень ясно. Вот в чем заключалась жизненная философия Гаунта. Именно она привела его сюда и приведет к той смерти, милостивой или жестокой, которая уготована ему судьбой. Именно она сделала его тем, чем Ибрам был теперь: несгибаемым солдатом, прославленным лидером, наводящим ужас убийцей.
Курт ощутила одновременно и невыносимую печаль, и благоговейный трепет.
Ана слышала об отставке, которая ждала Гаунта по завершении этой миссии. И это печалило ее больше всего. Она поняла, что он до конца намеревался выполнить свой долг, и неважно, что над ним нависла тень опалы и бесчестья. Он не подведет.
Гаунт останется Гаунтом, пока сама смерть не придет за ним.
В пятидесяти метрах капитан Геродас вывалился из горящей «Саламандры» за несколько мгновений до того, как вторая противотанковая ракета с шипением вылетела из придорожных зарослей и разнесла машину в клочья.
Почти тотчас же кусок металла вонзился капитану в левое колено и заставил Геродаса рухнуть в пыль. В глазах на секунду все почернело от боли, но он изо всех сил постарался превозмочь ее и отползти. Пардусец рядом с ним лежал в луже крови.
— Лезинк! Лезинк!
Геродас попытался перевернуть солдата, но тело оказалось тяжелым и безответным. Геродас мельком осмотрел себя и увидел мешанину костей и мяса, оставшуюся от его собственного колена. Над головой жужжали лазерные лучи. Капитан потянулся к пистолету, но кобура была пустой.
На глазах выступили слезы. Отупляющая боль поднималась к сердцу, грозя захлестнуть с головой. Отовсюду слышались вопли, грохот выстрелов и смерти.
Земля задрожала. Геродас безучастно смотрел на шелона, который мчался в его сторону. Это было не самое большое животное, но все равно весило оно больше двух тонн.
Он зажмурился и приготовился к сокрушительному удару.
Тонкий луч обжигающей энергии пронесся над дорогой и вонзился в обезумевшее животное, сбив эту огромную тушу с ног. Выстрел проделал громадную дыру в шелоне, оставив пустую, зловонную оболочку, из которой сочился расплавленный жир.
Плазменный огонь, понял Геродас. Трижды проклятые боги! Это был плазменный огонь!
Он увидел коренастую фигуру комиссара Харка, шагавшего по дороге, затуманенную от поднятой пыли. Хлопали полы длинного кожаного плаща. Харк раздавал команды и жестами направлял пехотинцев-танитцев дальше по дороге, к флангу врага. В правой руке он сжимал древний плазменный пистолет.
Харк резко остановился,
Затем он резко развернулся и спалил инфарди, поднявшегося из травы с винтовкой.
Харк подошел к Геродасу.
— Лежи смирно, помощь в пути.
— Помоги мне встать, и я буду сражаться! — взмолился Геродас.
Харк улыбнулся.
— Храбрость делает тебе честь, капитан. Но поверь мне, ты не дойдешь дальше палатки медиков. У тебя каша вместо ноги. Лежи спокойно.
Он повернулся и вновь выстрелил из плазменного пистолета по деревьям, в цель, которую не видел Геродас.
— Они повсюду.
— Нет, они дрогнули и отступают. Мы обратили их в бегство, — сказал Харк, убрав оружие и наклонившись, чтобы осмотреть израненное бедро Геродаса. — Сражение подходит к концу, — заверил он капитана, но Геродас уже отключился от боли.
Бой действительно закончился. Встретив яростное сопротивление и потеряв две трети своих бойцов, инфарди бежали в обступившие дорогу леса. Их преследовали залпы пардусских танков и отрывистое стаккато «Гидр».
Передовая часть конвоя понесла серьезный урон: две скаутские «Саламандры» и одна командная «Саламандра» были разбиты и теперь полыхали в клубах черного дыма. «Химера» с боеприпасами перевернулась и взорвалась, и еще два грузовика догорали. Подсчитали потери среди личного состава. Двадцать два пардусца, пятнадцать Призраков, шесть человек из команды Муниторума. Шесть Призраков и трое пардусцев серьезно пострадали, и больше восьмидесяти получили легкие ранения.
Слушая по воксу перечень убитых и раненых, Гаунт вернулся к своей машине, где отыскал фуражку и сменил порванный мундир на короткую кожаную куртку.
Он сел на заднее крыло «Саламандры», пока обливавшиеся потом солдаты выносили тела погибших — водителя и навигатора.
Дым и языки пламени плясали над полем боя. Тела инфарди валялись повсюду, как и туши шелонов. Некоторые из них были мертвы, некоторые смертельно ранены. Остаток стада прорвался к реке и теперь бродил по мелководью. Гаунт слышал щелчки лазерного огня и низкое ворчание танков, очищавших невысокий подлесок.
Пока длился бой, солнце успело сесть, и теперь небо было чистого и светящегося темно-лилового цвета. С реки подул прохладный ветер и покачал кроны деревьев. Конвой сильно отставал от графика. До запланированного ночного привала было еще далеко. Теперь они, скорее всего, доберутся до Мукрета лишь глубокой ночью.
Гаунт услышал шаги и поднял голову. Это был интендант Элтан в плотной серой куртке Муниторума и с презрением во взгляде.
— Это неприемлемо, комиссар-полковник, — заявил он.
— Что именно?
— Потери, нападение.
— Боюсь, я не согласен с вами, интендант. Война — это не неприемлемо. Это грязно, трагично и часто бессмысленно, но это еще и часть жизни.
— Эта атака! — прошипел Элтан, обнажая желтые зубы. — Вас предупредили! Ваш скаут в деталях предупредил вас о вражеском присутствии. Я сам слышал по вокс-связи. Такое больше никогда не должно повториться!