Почти дневник (Статьи, очерки)
Шрифт:
Костин сердито сказал:
– Удивляюсь, как его не раскрадывают! Это редкое благородство. Сюда таскают, туда таскают, все время открыто. Не захочешь - станешь красть!
Всего, значит, по всем колхозам сушится около двадцати тысяч пудов! Сколько это хлопот, рабочей силы, энергии: то его укрывают от дождя, то ссыпают, то опять рассыпают на ряднах.
У Костина в кабинете письменный стол, несгораемый шкаф, выкрашенный в некрасивую коричневую краску. В нижнем ящике несгораемого шкафа хранятся тарелки; стол другой - с газетами; там лежат очки, бумаги.
В специальной коробочке собрание резолюций партсъездов в красных переплетах. Лежит первый том "Капитала" со множеством закладок и пришпиленных заметок.
В артели немцев-колонистов "Ротер штерн" забавная женщина - секретарь ячейки.
Сейчас ее уже сняли. Эмоциональна, суетлива, бестолкова и болтлива.
Розанов ее здорово "мурыжил".
– В ячейке план хлебосдачи есть?
– План? Хлебосдачи?.. План хлебосдачи есть.
– Где он? Покажи.
– Он в правлении.
– Я тебя не спрашиваю, что у вас есть в правлении, а я тебя спрашиваю: есть ли план хлебосдачи в ячейке?
– В ячейке?
– В ячейке.
– В ячейке нету, а есть в правлении.
– Зачем же ты мне говоришь, что он есть в ячейке?
– Товарищ Розанов, план был в ячейке, но стали ремонтировать... сырые стены... невозможно приклеить. Пока он в правлении. Я сейчас принесу.
Она заметалась как угорелая и выбежала из комнаты. Мы долго ее ждали. Минут через пятнадцать она прибежала без плана.
– Где же план?
– Сейчас, сейчас... Его сейчас найдут и принесут. Вы не беспокойтесь. Садитесь, пожалуйста. План сейчас найдут и принесут.
Она села на скамью, положила локти на стол, положила острый подбородок на ладони, выставила стальные зубы и уставилась на Розанова отчаянными глазами, полными готовности и внимания.
– Как у вас дела с хлебосдачей?
– Дела? С хлебосдачей? Сейчас я скажу...
Она встрепенулась.
– Дела с хлебосдачей обстоят так. Нужно укрепить массовую работу, нажать на бригады, добиться перелома в настроениях, сколотить крепкий актив, выявить лодырей, симулянтов и рвачей, ударить по классовому врагу, усилить партийную бдительность и обеспечить своевременный обмолот и сдачу хлеба государству.
Она высыпала это одним духом, с одушевлением стуча кулаком по столу.
– Стой, стой, стой! Помолчи. Что ты мне бубнишь - надо, надо, надо? Я тебя не спрашиваю, что тебе надо, а я спрашиваю, как у тебя обстоят дела с хлебосдачей. Конкретно: в чем выражается работа ячейки? И твоя в частности, как секретаря? Ну?
Она опять встрепенулась:
– Сейчас я тебе скажу, в чем. Во-первых, мы должны добиться перелома, ударить по гнилым настроениям, сколотить актив...
Розанов смотрел на нее в упор с ледяной иронией. Она смешалась, замолкла.
– Ну, ну, продолжай... Я тебя слушаю. Чего же ты замолчала? Говори, говори... Болтай дальше.
– Товарищ Розанов! - умоляюще воскликнула она и взялась руками за волосы, судорожно их поправила. - Я не знаю, что вы от меня требуете?
– Я от тебя требую, чтобы ты мне коротко и ясно рассказала, что конкретно сделала ячейка для проведения уборочной кампании и сдачи хлеба государству.
– Конкретно?
– Да, конкретно.
– Конкретно мы сделали вот что...
Она положила голову на стол и стала тереться об него большим носом. Вдруг она сорвалась с места и бросилась к двери.
– Куда?
– Сейчас я принесу план.
Она опять пропадала минут пятнадцать. Розанов шагал по комнате, разглядывая маленькие печатные лозунги, аккуратно расклеенные по стенам.
Она вернулась с планом и положила его на стол. Розанов искоса на него взглянул и сказал:
– Это не план.
– Нет, план.
– Нет, не план.
– А что же это?
– Это контрольные цифры. Не больше. То, что мы вам дали, то вы сюда вписали и думаете, что это план.
– Я не понимаю, товарищ Розанов, что ты от меня хочешь?
В ее голосе звучали слезы.
– Я хочу, чтобы у вас был план. По бригадам. По дням. Конкретно: когда и что надо сделать, когда и сколько скосить, обмолотить и сдать. Понятно?
– Понятно, - быстро, с готовностью сказала она. - Когда и сколько скосить, обмолотить и сдать по бригадам... Да?
– Да.
– Так это пара пустяков. Это я тебе в полчаса сделаю.
– Во сколько?
– В полчаса.
– Делай, - сказал Розанов спокойно и выложил на стол плоские карманные часы Первого Московского часового завода. - Сейчас четверть четвертого!
Она с отчаянием посмотрела на часы, но потом гордо сжала губы, деловито засуетилась, побежала за бумагой и села писать, бормоча под нос, сосредоточенно разглядывая балки потолка, за которые были воткнуты пучки колосьев, и растирая переносицу тыльной стороной карандаша. Перечеркивая и путая, она написала полколонки. Сорвалась с места, выбежала из комнаты и прибежала со счетоводом - небольшим, вежливым, сухим немцем с папкой под мышкой.
Немец раскланялся и сел помогать.
Розанов поглядывал то на часы, то в написанное.
– Одним словом, у вас ни черта не получается, - вдруг сказал он на пятнадцатой минуте. - Давайте сюда, давайте! Смотрите...
Он вырвал из-под ее карандаша бумагу. Карандаш провел твердую кривую линию.
– Вот смотрите сюда. Товарищ Катаев, дай-ка мне сюда твою самопишущую ручку.
Справляясь со своей записной книжкой, он четко написал план уборочной по бригадам.