Почти дневник (Статьи, очерки)
Шрифт:
Теперь она сидела в шалаше, украшенном зеленью, и меланхолично перебирала струны балалайки.
На ней было розовое плотное платье.
Она некрасива. У нее почти негритянский нос с широко раздутыми ноздрями. Он именно и портит ее лицо. Остальное прелестно. Светлые глаза, темные украинские брови, небольшой розовый сухой рот.
Ей лет девятнадцать.
Мне рассказали про нее интересную вещь. Она с пятилетнего возраста воспитывалась в коммуне имени Ленина. Теперь комсомолка, и комсомол послал ее учительствовать в Вишневецкую.
Таким образом, она - продукт коммуны. Ее воспитала коммуна, где у нее мать печет хлебы, где у нее работают две сестры и брат.
Это интересно.
Я подсел к ней, но она отвечала на мои вопросы неохотно и как-то невразумительно, по-украински. А я плохо понимаю. Часто говорила слова "звичайно", "цикаво", которые казались мне насмешливыми.
Но я ошибался. "Звичайно" - это просто-напросто "конечно", а "цикаво" интересно.
Я пригласил ее как-нибудь вечером зайти поговорить.
Она сказала: "Звичайно", - и стала крутить из газетной бумаги и махорки папиросу.
Она много курила.
Соня Бузулук лихо перевоспитала капеллу.
"Они" у нее уже работают между делом в поле, убирают колоски, вяжут, водят лошадей.
Одна артистка проявила замечательный талант в вязке снопов. Колхозницы очень хвалят ее работу - быстрая, чистая. Предлагали записать ее на красную доску.
Бузулук сияет.
Она скоро повезет их по другим колхозам.
За время пребывания в таборе она чудовищно запустила себя. У нее уже не простая грязь на лице, а какая-то особенная, черная, как вакса. Выпачкала нос колесной мазью. На руках какие-то потеки.
Зина Антоненко пришла часов в семь вечера. Она пришла в другом платьице. Беленьком, ситцевом, с уральской небольшой брошкой на шее.
Я предложил ей табаку.
Она скрутила папиросу и с удовольствием затянулась.
Осторожно выпустила из широких ноздрей дым.
Сначала мне было трудно ее понимать - она говорила на литературном украинском языке, - но потом привык. Да и она стала как-то говорить более "по-российски". Очевидно, моторная память подавала ей ритм и обороты российской речи, хорошо известной ей с детства.
Всю свою сознательную жизнь Зина Антоненко провела в коммуне. В детском саду, в школе первой ступени, потом в девятилетке. Вступила в комсомол. Комсомол направил ее из родной коммуны учительницей в село Верхнетроицкое.
– Ну что ж робыть? Звичайно, я поехала. Хозяйничаты я совершенно не умею. Как там сварить что-нибудь, приготовить - этого я совершенно не понимала, не имела представления. Привыкла в коммуне к столовой. Поселилась я на квартире у одной женщины. Она мне готовила. Скучно ужасно. Мать приехала из коммуны меня навестить. Взяла отпуск. Но ей не понравилось. Звичайно! Вечером некуда пойти. Она там, в коммуне, привыкла каждый вечер то в клуб, то в театр, то в красный уголок, то куда... Жизнь кипит. А здесь тишина, да скука, да ничего вокруг нет. Словом, не понравилось маме.
Посидела дней пять и уехала обратно в коммуну.
Потом меня комсомол перебросил в Вишневецкую. Тут нас поселилось в одной хате три учительницы. Веселая такая коммунка, молодежная. Но все-таки за коммуной Ленина сильно скучно. Бачьте, как тут в колхозах люди тихо живут по сравнению с коммунами. Тишина-а-а... А я, знаете, совершенно не привыкла быть одной. Просто-таки не могу. Приучилась к обществу. Прямо-таки и не представляю, как это другие люди любят одиночество! Когда я одна - с ума схожу. И потом грязь. Полы глиняные, мазаные. А я люблю, чтоб все было чисто. Я через день мазала пол. Ну, только у меня плохо выходило. Другие учительки с меня смеются. Я, звичайно, мазала добре, да только каемку не умела делать, у меня неверно выходило. Бани нету, плохо. Надо греть казан и мыться в хате. Как это люди живут в такой грязи - не понимаю. Просто дурни какие-то. Не могут организоваться в коммуну!
В коммуну Ленина много народу просится. Их принимают, но с разбором. Каждого не примут. Принимают общим собранием. Обсуждают его все коммунары.
А какие в коммуне чудесные пацаны! Ой, смех!
Тут ее глаза засияли. Говорить о детях явно доставляло ей удовольствие. Она так приятно произнесла это "чудесные пацаны".
– Чудесные! - повторила она. - Идет какой-нибудь пацан лет четырех, опоздал в детмайданчик, а другие пацаны встретят - и так серьезно до него: "Прогульщик! В майданчик опоздал! Дивиться на прогульщика!" А тот так серьезно им отвечает: "Я сегодня выходной!"
У меня там есть племянница Тамарочка, моей старшей сестры дочка. Четыре, пятый. Чудесная девочка. Прямо-таки чудесная. Такая умненькая, серьезная. Мама на работе, или уехала куда-нибудь, или еще что - так она сама проснется, оденется и сама идет в детский сад. А потом вернется вечером и сама ложится спать. Прямо как взрослая. И умненькая - вы себе не можете представить. Один раз спрашивает: "Тетя Зина, зачем люди умываются?" Я говорю: "Чтоб бактерий с себя посмывать". - "А что такое бактерии?" - "А это такие козявочки, они болезни переносят". - "А где они, покажи". - "Их не видно, они маленькие, такие крошечные, что не видно". - "Покажи". Ну, пришлось повести ее в школу и там микроскоп показывать. Представьте, она все очень хорошо поняла. А потом опять спрашивает: "А зачем пол моют?" - "Чтоб бактерий не было". - "А разве как их моют, так они умирают?" - "Не умирают, но прилипают к полу и не могут летать в воздухе".
Так она, представьте, на другой день видит, как пылинки в солнечном лучике возятся, и говорит: "Бачь, тетя Зина, бактерии прыгают. Надо их помыть, чтобы они не прыгали". Чудесно!
А потом я как-то приехала и стала вытирать стол той тряпкой, которой обычно стулья вытирали. Тамара говорит: "Не вытирай этой тряпкой, там от стульев бактерии".
Она, представьте, ездила на автомобиле. А, представьте, на поезде никогда не ездила. У нас в коммуне грузовик. Я поехала в Синельниково и ее с собой взяла. На станции стоят разные поезда. Стоит товарный, стоит пассажирский. "Тетя Зина, а мы на каком поедем - на красном чи на зеленом?" - "На зеленом, деточка". Мы вошли в вагон, Тамарочка стала возле окна, а я сзади, поезд засвистел и поехал. Она видит, что все мимо поехало, держится за окно и спрашивает: "Тетя Зина, а ты тоже едешь?" Чудесная девочка!
– Вы, как видно, очень любите детей, вам, наверное, нравится быть учительницей?
– Нет, не очень.
– Что, трудно, нервы треплют ребята?
– Нет, ничего. Я в младшей группе. У меня еще маленькие. Они как воск: что я хочу, то с ними и делаю. Не особенно трудно.
– Значит, вас учительство не вполне удовлетворяет?
– Эге.
– А кем бы вы хотели быть, какие у вас перспективы?
Она замялась.
– Не знаю... - неохотно сказала она, но я почувствовал, что она знает.