Почти дневник (Статьи, очерки)
Шрифт:
Ее прислали для агротехпропаганды, но она сама признается, что к этому не лежит ее душа. По склонностям и темпераменту она массовик, культагитатор. Она в институте занималась главным образом кружками, стенгазетами и т.д.
Здесь она добровольно взяла на себя организацию так называемого культкомбайна.
Культкомбайн - это большой фургон, снабженный радио, листовками, стенгазетой, лозунгами, карикатурами, гармоникой, доской лодырей и ударников и т.д. Он должен выехать на поля и ездить по бригадам, обслуживать их во время обеденного перерыва и после работы, вечером.
Соня Бузулук всей душой отдалась этому делу. Она руководит художниками, сама красит колеса охрой, носится как угорелая. Она энтузиастка. К любому делу она относится с таким жаром, с таким порывом, что за нее становится страшно. Она никогда не говорит спокойно, а всегда со страстью, с муками, как будто рожает. За всякое дело она "болеет".
У нее детское платье без рукавов. Под мышками мускулистых, мужских рук растут сухие черные волосы.
Кем бы она могла быть? Помощником провизора? Акушеркой? Что-то в этом роде.
Но она крестьянка. Из земледельческой еврейской колонии под Херсоном.
С малых лет она работала на земле и хорошо помнит, как трудно было работать, как эксплуатировали управляющие, помещики... на своей спине испытала.
Подготовка агиткомбайна идет хорошо, быстро. Но ей все кажется, что медленно. Каждую минуту она думает, что все пропало, все погибло, ничего не выйдет, все пошло прахом.
Она, если так можно выразиться, энтузиастка-пессимистка. В ней ничего женского, кроме застенчивости и доброты.
Она застенчива феноменально. От застенчивости она может вдруг, ни с того ни с сего выбежать из комнаты, нелепо размахивая руками; от застенчивости она может накричать, набузить.
Она живет где-то в Зацепах. Чем она питается, укрывается ночью неизвестно.
Иногда она прибегает попросить у Семеновны иголку и нитку. Потом она сидит где-нибудь в уголке и неловко зашивает платье.
Над ней все подшучивают, но все признают в ней большую душу и чудесную доброту.
Ее очень любят.
Это чудесное, нелепое, милое существо, сорокалетний ребенок.
Сначала она набросилась на меня, заставила писать лозунги, придумывать рисунки. Но так как она все мои короткие лозунги превращала в длиннейшие афоризмы, полные придаточных предложений и тавтологий, я скоро охладел к агиткомбайну.
Она махнула на меня рукой. Она таинственно говорила про меня:
– Я уже на него не надеюсь.
Но просила мне этого не передавать. Мне все же сказали.
Я спросил ее:
– Бузулук, так, значит, ты уже на меня больше не надеешься?
Она страшно покраснела.
– Ничего подобного, - и таинственным шепотом: - А кто тебе сказал?
– Зоя Васильевна сказала.
– Ну, я ей ничего больше не буду доверять.
– Почему же ты на меня перестала "надеяться"?
– А ты почему не пишешь ничего?
– А откуда ты знаешь, что я не пишу? Может быть, я пишу роман.
– Рассказывай!.. Где ж он?
– Чудачка! Роман надо писать год-два. О Магнитогорске я писал полтора года. Подожди, напишу.
– И мы будем читать?
– Будете читать.
– Только ты смотри, про меня чего-нибудь такого не напиши.
– Обязательно напишу.
– Что ж ты напишешь?
– Что ты малохольная.
– Ну!.. - воскликнула она, покраснев, и хлопнула меня осторожно по плечу своей мужской по величине, но вялой рукой. - Сам ты малохольный!
Если она что-нибудь хочет сказать, она никогда не говорит прямо, а всегда конфиденциально.
Таинственно тащит за руку, подталкивает костлявым потным плечом в соседнюю комнату, в коридор, в закоулок, если на дворе, то за дом, за скирду; отводит от других, таинственно шепчет:
– Иди, я тебе что-то скажу... Тебе нравится агиткомбайн?
– Нравится.
Она тяжело вздыхает.
– Нет, это верно, что тебе нравится?
– Верно.
– А почему он тебе именно нравится?
– Потому что он хороший.
Она долго смотрит в глаза, потом застенчиво фыркает, стукает по плечу и говорит:
– А ну тебя совсем! От тебя никакого толку не добьешься. Я уж на тебя не надеюсь.
Все же агиткомбайн у нее вышел "на ять". Весь в картинках, в портретах, в флажках, он в срок выехал в поле.
Она отправилась на нем, сидя рядом с кучером, как хозяйка бродячего цирка.
Потом в Днепропетровске она выхлопотала какую-то капеллу из одиннадцати человек.
– Приедут артисты, - торжественно заявила она и прибавила: - Тут у нас и писатель, тут у нас и фотограф, тут у нас и артисты, тут у нас скоро будет и легковой автомобиль. "Дела идут, контора пишет..."
Только что влетел взволнованный Марковский, секретарь ячейки МТС.
В линялой розовой майке, он похож на уличного акробата. Черный, носатый, остряк, жлоб.
– Костина нет?
– Нет.
– Тьфу, черт! Костина нет! Розанова нет! Гавриленко нет! Вот в чем дело. Там комбайн косит, так в полове вылетает половина зерна. Прямо преступление! И вот такие куски оставляют нескошенными. Прямо уголовное преступление! Ну, я побегу!..
Еле переводя дух и вытирая коричневой рукой лоб, исчез.
Как в люк провалился.
В "Шевченко", между прочим, с двух га вчера намолотили пятьдесят центнеров ячменя. Сто пятьдесят пудов с га.