Почти рукописная жизнь
Шрифт:
А это главнее всего того, что я увидел в этой картине теперь.
Сижу в Калининграде и пытаюсь разобрать текст спектакля «Прощание с бумагой» на смысловые части, упростить очень сложную композицию, которую сам же себе и написал. Работая, часто ругаю автора. От этой работы очень вредно отрываться, вредно для процесса и результата, поэтому редко пишу в этот дневник…
За окном сильный ветер. С веток под ударами ветра падают яблоки, которых нынче очень много. Холодно. Осень.
19
Совсем не получается открывать дневник. Не знаю, о чём можно и стоит написать. Главное событие, которым наполнена жизнь, – это премьера. Она надвигается, и до неё осталась всего неделя. Семь дней – и нужно будет выйти на сцену… Не припомню, чтобы я так сильно волновался перед предыдущими. Точно так – никогда.
Когда двенадцать лет назад выступал на фестивалях и только иногда на большой сцене, было даже не волнение, а страх. Что это был за страх? Чего я боялся? Сейчас трудно понять. Я спрашивал себя тогда неоднократно: чего же я боюсь? Текст знаю, спектакль хорошо подготовлен, техническая сторона спектакля проста и безотказна…
Мне думается, что я боялся публики. Боялся людей и их непредсказуемых проявлений. Боялся утратить внимание зрителей и остаться неуслышанным. Боялся неадекватного поведения кого-нибудь из присутствующих.
За многие годы этот страх ушёл. Я хорошо знаю людей, которые приходят на мои спектакли, и доверяю им. Я, конечно, не хочу никаких неожиданностей и приключений, но готов к самым разным неадекватным поступкам и проявлениям. Было много неприятнейших ситуаций, с которыми удавалось справиться и завершить спектакль только благодаря общей поддержке зрительного зала… Страх перед выходом на сцену давно преодолён и даже забыт. Но на его место пришло волнение. С ним я пока ничего поделать не могу. Оно очень мешает в работе над спектаклем. Волнение тормозит рабоче-мыслительный процесс и периодически лишает его радости. Волнение препятствует лёгкости подхода к рабочему столу и помогает лени иногда победить и придумать какие-нибудь причины поотлынивать от работы. Волнение всё время подвергает сомнениям целесообразность и смысл задуманного спектакля и его содержание.
В прошедший понедельник впервые видел декорацию: она очень красивая – строгая, элегантная и технически сложная. Когда она была установлена, я вышел на сцену и, прекрасно зная, что всё происходит наяву, ощутил себя в страшном профессиональном артистическом сне. Этот сон у многих театральных актёров повторяется как ночной кошмар. В таком сне ты оказываешься на сцене и не понимаешь, что за спектакль должен исполнять, и не помнишь ни единого слова.
Как бы я хотел иметь доступ к некой кнопке или тумблеру, чтобы отключить к чёртовой матери волнение как таковое. Однако отчётливо понимаю, что это волнение для чего-то необходимо. Вот только для чего? И зачем оно такое сильное?..
В этот раз спектакль во многих смыслах необычный. В нём от прежних останется только то, что на сцене будет тот же исполнитель, что и всегда, и он будет один, как и раньше.
Будущий спектакль я называю «спектакль-сообщение». В нём совсем не будет ярких визуальных сцен, какие есть в «+1», или тщательно воспроизведённых и детально описанных жизненных ситуаций, каких много в «Как я съел собаку» или «ОдноврЕмЕнно»… В нём будет практически простое перечисление того, что уходит, исчезает из нашей повседневной жизни навсегда. Или напоминание о том, что уже исчезло, но мы этого даже не заметили, не обратили внимания, не почувствовали, не осознали.
Не думаю, что новый спектакль даст возможность пришедшим посмеяться… Хотя помню своё удивление во время
Полтора года я жил замыслом этого спектакля. Работал, писал, уточнял, оттачивал детали… От накопленного к нему материала в текст монолога вошла едва десятая его часть. Мне сейчас спектакль кажется таким крошечным, таким наивным… Но это почти всегда происходит с тем, что называется – почти готовое произведение.
Последние недели я ничего вокруг себя не вижу, а если вижу, то не особенно понимаю. Для меня не происходит никаких новостей. И не должно происходить. Я не могу сейчас ни на что отвлекаться. А то отвлекусь и узнаю, что там-то и тогда-то произошло какое-нибудь страшное злодеяние или случился межгосударственный конфликт, или стряслась техногенная катастрофа, или где-то открылся, прошёл и уже подвёл итоги большой кинофестиваль… Узнаю это и подумаю: какой же я тут ерундой занимаюсь! Над чем я тут ковыряюсь? «Прощание с бумагой» – кому это надо?
Нельзя, чтобы работа, которую нужно завершить, вдруг показалась мелочью и чепухой. Даже если на поверку это так и будет, в процессе завершения работы нужно сомнения гнать. Всё будет ясно после премьеры. То есть через неделю.
Как только пройдёт премьера и придёт хоть какое-то понимание её результатов, я тут же вернусь к этим страницам. А ещё я вернусь к более-менее нормальной человеческой жизни.
5 октября
У спектакля «Прощание с бумагой» на самом деле не один, а два сюжета – общий и частный. Частный легко вычитывается из названия: Гришковец размышляет о том, как электронные носители информации вытесняют бумажные. Общий же не столь очевиден. Автор говорит о времени, о пустоте и о том, что технический прогресс для каждого отдельного человеческого существа – это приближение к небытию, потому что прогресс приходит со временем. А время – это и есть осознание небытия. Поэтому Гришковец начинает рассказ со слов «никогда» и «навсегда» – и они потом откликаются воспоминанием о детском страхе перед чернотой в щели почтового ящика да и той видимой чернотой, что просматривается в финале за шеренгой синхронно открывшихся за спиной Гришковца дверей. Да и смиренный, молчаливый уход героя в конце спектакля несёт в себе что-то большее, чем просто прощание с бумагой.
Подробнее – Роман Должанский в «Коммерсанте».
«Прощание с бумагой» – это не только остроумные (с привычным налётом грусти и ностальгии) размышления Гришковца об уходящем в небытие «гаджете» – бумаге, о его замене более совершенными и практичными устройствами. Нет. Посыл спектакля куда объёмнее. Это не привычное для Гришковца самокопание, выводимое им на универсальный уровень общего воспоминания. Жанр нового моноспектакля можно было бы определить как спектакль-сообщение, привлечение внимания к некой актуальной проблеме.