Почти серьезно...
Шрифт:
За час до спектакля, загримировавшись, я пошел за кулисы заряжать хлопушками «Автокомбинат». Таких хлопушек было три — две слабые и одна с сильным зарядом (ее мы метили красным гримом и между собой называли «атомной»). Привязал я слабые хлопушки внутри комбината, вылезаю и вдруг обнаруживаю, что «атомная», которую я только что положил на бочку, исчезла.
Глянул по сторонам — и обомлел: стоит неподалеку трехлетний малыш, сын вахтера, и собирается нашу «атомную» попробовать на вкус. Видимо, он принял ее за конфетку. А ведь стоит зубами или руками надавить
Что делать? Как спасти ребенка? Неожиданно для самого себя я запрыгал на корточках перед карапузом и хриплым, противным — во рту все у меня пересохло, — срывающимся голосом запел:
— Тю-тю-тю… тютю…
Малыш заинтересовался прыгающим клоуном и, медленно опуская руку с хлопушкой вниз, явно ожидал какого-нибудь фокуса от поющего на корточках дяди. И дядя «сделал фокус».
Продолжая петь, я подобрался к мальчику, осторожно взял из его рук хлопушку (боялся схватить сильно — может разорваться), после чего дал ему приличную затрещину. Ребенок, заорав, упал. На его крик прибежал отец и начал орать на меня. А я стоял обмякший, не способный сказать и слова. Весь спектакль меня продолжало трясти.
И дядя «сделал фокус».
А иногда хлопушки нас веселили. В момент особо хорошего, игривого настроения Карандаш перед спектаклем, полузагримированный, просовывал голову в дверь нашей гардеробной и говорил:
— Никулин, вы не находите, что за кулисами стало что-то очень тихо? Как-то все поуспокоились. Хорошо бы хлопушечку…
— Понятно, Михаил Николаевич, — отвечал я и, снимая с гвоздика хлопушку, шел с Мишей за кулисы к нашему реквизиту.
Убедившись, что за нами никто не следит, я взрывал хлопушку, толкал при этом стремянку, а Миша бросал на пол жестяное корыто. Оглушительный взрыв, шум от падающей стремянки и корыта вызывали за кулисами переполох.
На шум прибегали униформисты, испуганный инспектор манежа без фрака, из дверей гардеробных высовывались полуодетые артисты. В облаке дыма, рассеивающегося после взрыва, неподвижно стояли с виноватыми лицами я и Миша. В этот момент из своей комнаты быстро выходил Михаил Николаевич.
— В чем дело? Что произошло? — спрашивал он строго.
— Да вот, — говорил я виноватым голосом, держа обрывки веревки в руках, — привязывал хлопушку и упал, а она и взорвалась.
— Осторожнее надо. Сколько вас учить можно?! — кричал Карандаш и, пряча улыбку, быстро уходил к себе.
Когда после переполоха все расходились, Михаил Николаевич забегал к нам в комнату и, потирая руки, говорил:
— Как они все переполошились-то, а? Ну теперь встряхнулись. Спектакль живей пойдет… Это хорошо.
Который час?
Придумал шутку. С серьезным видом рассказываю всем, что в Центральной студии готовится к выпуску аттракцион «Дрессированные гигантские черепахи». Черепах привезли с острова Гаити. Под марш они делают два круга по манежу, а потом все становятся на задние лапы и кивают головами.
Когда рассказываю, многие этому верят. После паузы добавляю, что аттракцион никак не могут выпустить. Когда же меня спрашивают почему, отвечаю, что не выдерживает оркестр, ибо номер с черепахами идет… пять часов.
Смеются.
Из Ворошилова мы отправились в Хабаровск. Во время гастролей я подкопил денег и первый раз в жизни сделал солидные приобретения. В одном из магазинов Хабаровска увидел великолепное зеркало-трельяж. Зеркало красивое, каждая створка окантована металлом. Долго стоял у прилавка и все смотрел на зеркало, раздумывая: брать или не брать? Дороговатым оно показалось. Но зато как будет приятно перед таким зеркалом гримироваться! И складывается оно удобно, что немаловажно при постоянных переездах. Наконец решился и купил. Все-таки красивая вещь.
В первый же вечер, когда я гримировался перед новым зеркалом, Карандаш зашел к нам и сказал:
— Зеркало купили? Хорошее, красивое. Правильно сделали. Фирма Карандаша солидная, и вещи у нас должны быть солидными.
Потом, прищурившись, долго смотрел на зеркало и спросил:
— А где покупали?
Я назвал магазин в центре города. На другой день Михаил Николаевич купил тоже трельяж, только размером в два раза больше.
В Хабаровске сбылась и моя мечта иметь часы. Покупать часы ходили вместе с Мишей и Абдуллаевым.
Когда я учился в школе, только две девочки из нашего десятого класса носили часы, и на уроках они на пальцах показывали нам, сколько минут осталось до переменки. И вот теперь у меня собственные часы «Победа». Я часто смотрел на них, подносил к уху, проверяя, тикают ли. Артисты, униформисты, рабочие, заметив это, начали меня разыгрывать, поминутно спрашивая:
— Который час?
Я как ни в чем не бывало отвечал, лишний раз с удовольствием посматривая на новенькие часы.
В розыгрыш включился и Михаил Николаевич. Он заглянул в нашу гардеробную и попросил меня срочно зайти к нему. Я зашел. Карандаш предложил мне сесть, а потом, выдержав солидную паузу, обратился ко мне:
— Никулин, я вас вот по какому поводу вызвал… Не скажете ли вы мне… который час?
И вспомнилась мне история, которую я рассказал Михаилу Николаевичу. История, связанная с часами.
Я учился тогда в шестом классе. Играя как-то с ребятами во дворе, мы заметили парнишку небольшого роста, нашего сверстника, прилично одетого.
Он подошел к нам и деловито спросил:
— Часы никто не купит по дешевке?
Он объяснил нам, что обворован часовой магазин, где взяты двести часов. Они и продаются почти задаром, по тридцать рублей за штуку.