Почти вся жизнь
Шрифт:
Сейчас, обнимая нас и расхваливая, она еле сдерживала слезы. Я это сам видел. Может быть, виновата разлука? Но ведь в прошлом году Галя тоже уезжала на месяц.
— Сережа, познакомься, это Юра — председатель отряда и моя правая рука.
Она еще что-то хотела прибавить, но слезы выступили у нее на глазах. Вероятно, Юра тоже это заметил.
— А у нас за это время прибыль! — быстро сказал он. — Новый мальчик, Дима Эсмус.
Пока Галя разговаривала с новеньким, я продолжал наблюдать за Сергеем Вяльцевым. Ему было ужасно скучно, а скрывать свои
Я подошел к нему и спросил:
— Хотите сыграть в шахматы или шашки?
— В настольные игры не играю, пацан.
— Вы тоже в Сочи загорали? — спросил я.
— Догадливый пацан!
В это время его окликнула Галя:
— Сережа, смотри, какие замечательные подарки!
— Пошли, пацан, посмотрим, — сказал он довольно уныло.
Вручение подарков было в разгаре. На Гале красовалась тюбетейка, вышитая бисером, два ожерелья из ракушек; смеясь, она протянула Вяльцеву правую руку в Лизиной рукавичке.
— Дикарка, — сказал он. — Ясно.
— Почему дикарка? — неожиданно вступилась Аглая Петровна. — Очень даже красиво и идет к ней.
— Он шутит, Аглаюшка, — весело крикнула Галя. — Он меня не обидит, он у нас тюленчик, спортивный тюленчик, спортивный тюленчик, спортивный тюленчик…
Вот такой, как сейчас, она была раньше всегда. Веселой и задорной. А в тот день была только недолгая вспышка.
— Дикарка! — повторил Вяльцев. — Шла бы ты лучше к главной!
— Успею, Сережа…
Я видел, как у нее в глазах потух свет. Она вдруг как-то съежилась, сняла с себя оба ожерелья, шапочку, вышитую бисером, Лизину рукавичку.
— Еще не все подарки, — негромко сказал Юра. — Еще Костя Иванов.
Костя никогда не ломался, когда его просили показать свое искусство. Он щедро раздаривал своих волков, тигров, львов. У меня до сих пор хранится его слон, сказочно раскрашенный.
— Раз, два, три! — сам себе скомандовал Костя и сдернул платок.
То, что мы увидели, было так неожиданно, что в первую минуту все замерли.
— Костя, — сказала Галя. — Ведь это твой первый человек!
— Всадник без головы! Всадник без головы! — закричали ребята, приподымаясь на локтях.
А те, кто не мог этого сделать, кричали:
— Покажите и нам!
И только Сенечка Мартьянов вежливо откашлялся и негромко попросил:
— Пожалуйста, мне тоже посмотреть!
Обыкновенный конь, оседланный и взнузданный, но взят в ту минуту, когда он с вытянутой шеей и раздувающимися ноздрями бежит рысью и вот-вот перейдет в галоп. Всадник свободно держит поводья. На его плечах широкое серапе, на ногах гетры из шкуры ягуара. Порыв ветра — и плащ открыл часть его фигуры.
Костя не только внимательно прочел Майн Рида и изобразил знакомый призрак, но он еще решил чисто скульптурную задачу: соединил две фигуры, одну в стремительном движении, другую в глубоком и молчаливом раздумье.
— Сильно! — сказал Сергей Вяльцев
— Сережа, да ведь это «Всадник без головы», — сказала Галя.
— Вижу! Ничего, способный пацан — закончит!
Кое-кто из ребят не выдержал и фыркнул.
— Ну ладно, потише, — недовольно сказал Юра. — Очень уж мы все умными стали!
Он, вероятно, боялся, что наш гость обидится, но, по-моему, этого не произошло. Тем более что разговор сам собой переключился. Было уже около пяти — время полдника. В честь Галиного приезда с нами полдничали Зоя Владимировна и Елена Николаевна. Под навес вынесли стол, накрыли парадной скатертью, вместо обычного печенья или булочки наша славная повариха Серафима Павловна спекла торт «Сюпрем». Ни на какие уговоры сесть с нами вместе Серафима Павловна не согласилась и только просила через Катю узнать — вкусно ли нам.
— Вкусно! Вкусно! — закричали мы дружно. — Ура Серафиме Павловне!
— Это что — «Сюпрем»! — рассказывал Вяльцев. — Вот в Сочи нас кормили — это да! Каждый день профитроли! Помнишь, Галина?
— Серафима Павловна может и профитроли, — обиженно пискнула Катя.
— Так, значит, вы вместе отдыхали? — спросила Елена Николаевна. — Галя нам ничего не писала…
— Я каждый год только там, другого не признаю, — сказал Сергей Вяльцев и, вынув из кармана черный глянцевитый конверт и потрещав им, выбросил на стол целую пачку фотографий. Они сразу же пошли гулять по рукам.
Сергей Вяльцев на пляже — десять фото, столько же в парке под пальмой, столько же лунной ночью на террасе и даже в Черном море, возле большого камня со штампом «Кавказфото». А вот он вместе с Галей, и штамп «Кавказфото» висит в воздухе над их головами. Эту фотографию рассматривали по-особенному внимательно.
— Какая у вас богатая мускулатура, товарищ Вяльцев, — вздохнула Катя. Никто ее не поддержал. И только Костя Иванов вдруг весело засмеялся. Уж не знаю, что ему пришло в голову.
Галя вместе со всеми рассматривала фотографии. Взгляд ее был задумчив. Мне казалось, она заново переживает этот месяц. И этот золотой пляж, переполненный здоровыми, счастливыми людьми, так не похожий на наши пустые дюны, и эти жаркие густые ночи и знойные вечера…
— Галина, уже шесть, седьмой, пора тебе к главной топать!
Она ничего не ответила и только еще ниже склонилась над фотографиями. За столом стало совсем тихо. Аглая Петровна перестала помешивать ложечкой чай, Елена Николаевна рассматривала узоры на скатерти, а Зоя Владимировна сделала вид, что очень занята тортом.
— Шесть, седьмой, — повторил Вяльцев, — пока выберемся отсюда, — восемь, а с утра тренировка.
Я не понимал, почему он настаивает, чтобы Галя шла к Ольге Сергеевне, не понимал я и Галю: почему она до сих пор не поздоровалась с Ольгой Сергеевной, которая любила ее, как родную дочку. Но, не понимая, я все равно всем сердцем был на стороне Гали. «Не ходи, Галя, не ходи, если не хочешь», — мысленно советовал я.