Почти вся жизнь
Шрифт:
— Николай Алексеевич брал у меня Пушкина…
— Пожалуйста, пожалуйста, — сказал Маньковский и подал книгу. — К экзаменам готовитесь? — спросил он рассеянно.
Она засмеялась:
— Какие экзамены? В галантерейный ларек? Я же рядом с вами работаю.
— Все смех да смех, — снова заворчала старуха. И вдруг ахнула: — Граждане! Жилец вернулся! — и с удивительной живостью подбежала в окну. — Вернулся, ясное дело!
Маньковский бросился к Николаю Алексеевичу. После двухдневных скитаний он, несомненно,
Но у Николая Алексеевича вид отнюдь не был изможденным. Чисто выбритый, в светло-сером, хорошо выутюженном костюме, на руке легкое пальто.
— Ну и наделали же вы переполоху!
— Прошу меня извинить, — сказал Николай Алексеевич и вошел в дом. — Простите меня, Варвара Федоровна, и вы, Любочка.
— Ладно, что живы, — сказал Маньковский. — Не будем уточнять, как говорится, инцидент исперчен.
Когда они остались вдвоем, Николай Алексеевич повесил пальто на вешалку, сел в кресло, вытянул ноги.
— Прошу извинить меня, — повторил он. — Знаю, что напугал вас. Но я должен был побыть один.
— Кто старое помянет… — сказал Маньковский. — Все хорошо, что хорошо кончается.
— Я тоже пришел к этому выводу. Я хочу сказать вам, Маньковский… Дело в том… Ну, словом, я больше не буду работать вертикальную стенку.
Маньковский вскочил:
— Знаете, это скверные шутки!
— Нет, это не шутки, — спокойно сказал Николай Алексеевич.
Маньковский был потрясен. Сбылись самые плохие его предчувствия. «И все оттого, что я не был с ним. Упустил момент, и вот… сорвался человек».
— Есть предложение, — сказал Маньковский. — Вы устали. Вы слишком много работали. Я говорю вам это как директор аттракциона. Естественно, вы поедете в Сухум. Ну, скажем, там слишком жарко. Я достану вам путевку в Трускавец. Это Западная Украина. Умеренный климат. Аттракцион вас ждет. Через месяц вы возвращаетесь и начинаете работать, как молодой бог. Я говорю вам это как человек человеку.
— Нет, — сказал Николай Алексеевич. — С этим все кончено.
Его уверенный тон бил Маньковского по нервам. Надо было срочно подбирать другой ключ.
— Коля, — начал Маньковский. Николай Алексеевич улыбнулся: обычно директор аттракциона называл его по имени-отчеству. — Коля, вы не имеете права, вы не один… коллектив. Личные интересы не могут быть выше…
— Да нет же, — сказал Николай Алексеевич, досадуя, что совершенно ясные и простые вещи надо повторять по нескольку раз. — Неужели вы не понимаете? Я кончил.
«Что же делать? — мучительно думал Лев Аркадьевич. — И чего он хочет? Покоя? Денег?»
— Нет, Коля, я вас так отпустить не могу, я должен знать причину.
Николай Алексеевич пожал плечами:
— Если по-человечески сказать — надоело. Ну, ладно. Пойду
— Да, — сказал Маньковский решительно.
Надо было подготовиться к новой атаке, но прежде всего надо было составить верный план. Но Маньковский не успел собраться с мыслями, как в дверь постучали.
— Войдите! — крикнул он раздраженно.
В комнату вошел молодой парень в белой майке и в черных сатиновых штанах, схваченных внизу велосипедными зажимами.
— Вам Любу? — спросил Маньковский. — Вы ошиблись. Дверь рядом.
— Мне нужен Николай Алексеевич Сыромятников. Я уже не первый раз прихожу. Все никак не могу застать.
Маньковский нахмурился:
— Для чего он вам?
— Как для чего? Я десять дней подряд хожу смотрю мотогонки. Ну, замечательно! Грандиозно! Ничего подобного я и представить себе не мог.
«Вот уж не вовремя», — подумал Маньковский, зная, что к своим поклонникам Николай Алексеевич относится весьма сурово.
— Я мотоспортом занимаюсь давно… Имею результаты. Но ведь тут стенка! Машина движется отвесно! Без руля!
— Очень счастлив, что вам понравилось, — не выдержал Маньковский. — Я надеюсь, что это обрадует и Николая Алексеевича, в особенности если я передам привет…
— От Иванова Виктора, — не смущаясь, подсказал молодой человек. — Вот только медведь, вы не обижайтесь, товарищ, но это неспортивно, честное слово неспортивно. Вы, простите, сами спортсмен?
— Я директор аттракциона, — сказал Маньковский сухо.
— Директор? Очень хорошо! Отлично. Вас-то мне и нужно. Я хочу работать у вас.
— Молодой человек, — укоризненно покачал головой Маньковский.
— Ну что ж, что молодой человек! Не боги горшки обжигают. Ведь и вы когда-то учились. Товарищ директор, как вы полагаете, взялся бы меня товарищ Сыромятников обучить? Я бы этой техникой в кратчайший срок овладел.
— Молодой человек! — начал Маньковский, но не закончил фразу.
На пороге, в халате и в тапочках на босу ногу, стоял Николай Алексеевич. Его черные волосы блестели от воды. «Полвека, а какой дуб могучий», — подумал Маньковский.
Николай Алексеевич молча рассматривал паренька.
— Вы хотите работать вертикальную стенку? — спросил он наконец.
— Конечно! А вы бы взялись меня научить? Вы ведь еще не видели, как я вожу машину.
— Ну как, Маньковский? — спросил Николай Алексеевич. — Неплохая замена, а?
— Что вы, — запротестовал Виктор. — Вы меня не поняли. Разве я об этом? Я думал, мы оба, два мотоцикла, один за другим, настоящие гонки по вертикальной стене.
Николай Алексеевич медленно подошел к Виктору, взял за плечи и, притянув к себе, заглянул ему в глаза, У Маньковского сильно забилось сердце, он почувствовал неожиданную надежду.