Почтовая станция
Шрифт:
— Ты это чего опять удумала? — Асимыч недовольно пыхтел, а я нарезала салат к обеду. — Опять ночью шастала где ни попадя?
— Ничего я не шастала, проснулась от плача вышла посмотреть, а там приблуда, — я отложила нож, посмотрела на смотрителя. — Неужели вам его не жаль?
— А чаво их жалеть? Ежли от тебя все отвернулись, значится есть за что, — я закатила глаза и продолжила нарезать салат. — Я все в толк взять не могу, как ты этих убогих находишь. Всю жизнь на станции живу, а не видел столько,
— Чего это? — широко улыбнулась смотрителю.
— А таво это. Зима скоро, щас дармоеды узнают о дурашке со станции и ринутся порог обивать. А я тебя знаю, всех пригреешь.
— Ох, Асимыч, да где ж вы в лесу дармоедов видели? Тут же как ничего не делаешь — умер.
— А ежли лезешь куды не просют тоже умер.
— Хорошо. Впредь постараюсь быть осторожнее, — Асимыч поджал губы и отвернулся.
— Будешь. Ага. Знаю я тебя бедоношу. Так и быть корми своего приблуду, а после пусть идет куда шел.
— Асимыч, вы видели какой он маленький. Не объест же нас, верно? — я насыпала в миску щедрую жменю зелени и трав ароматных. Одновременно со смотрителем втянули носами терпкий запах.
— Ой, дурында, — Асимыч покачал головой. И вообще, сделал вид, будто еда его совсем не интересует, а пришел только ради моего воспитания. С первого дня внимательно следит за тем как я готовлю. Не поучает. Просто смотрит. При этом всегда под предлогом моего обучения жизни. — Неужто думаешь будто он один приблуда? Наверняка еще есть и что всех на станции разместишь?
— Да их на одной лавке полсотни поместится еще и место останется.
— Ну да… ну да. И на завтрык, обед и ужин по полсотни пирогов токмо на них надобно будет, — к пирогам Асимыч относится ревностно, а ведь я каждый день их пеку.
— Хорошо-хорошо. Убедили. Больше ни одного приблуду на станцию не возьмем, будем на соседние отправлять, — я рассмеялась, а Асимыч махнул рукой и встав велел на стол накрывать.
Это еще не победа, но очень близко.
Обедали молча. Асимыч недовольно поглядывал на приблуду, а тот с опаской на старика. Оба седые до белизны. Оба повидавшие жизнь. Оба с одинаково вздернутыми подбородками. Упрямцы. Казалось бы, в их возрасте должно сострадание появиться, ан нет, как два барашка на узком мосточке.
— Асимыч, надо бы в нашем душе бочку почистить. Вчера запах учуяла, — смотритель прищурился, но смолчал. — А наш приблуда магией владеет, я пока в лес за ягодами схожу, а вы вдвоем с бочкой справитесь и воды наносите. Да?
Асимыч вздохнул, нехорошо посмотрел на приблуду, отчего тот отодвинул недоеденный пирожок и упер руки вбоки.
— И то верно, зима же скоро, запасы нужны, — Асимыч говорил, а сам не сводил пристального взгляда с приблуды. — Надо бы и помощничка подобранного проверить. А ну как хилый?
— А меня Еремией кличут, — приблуда склонил голову к плечу, посмотрел на меня.
А я что? Я в мужские игры не играю. Начну сейчас между ними углы смягчать, так до конца стажировки и буду этим заниматься. Меня тетка учила в мужские дела не лезть, потому что нам, женщинам, их не понять. Они друг другу морды набьют и ходят друзьями. А если женщина вмешивается — врагами. И потом у Еремии есть магия, поэтому Асимыч хоть и большой, а не страшен ему.
— Вот и познакомились. Тогда я ушла, а вы чтобы оба живы остались, — я встала из-за стола, собрала посуду спокойно помыла, а когда вернулась мужчины по-прежнему сидели испепеляя друг друга взглядом. — Лекарей здесь нет, а к ведьме я не побегу, поэтому…
— Ты иди, Дарушка, — приблуда оторвал взгляд от Асимыча, улыбнулся мне. — Присмотрю за твоим стариком. Не обижу.
Надеюсь. Я кивнула, подхватила корзинку и вышла из дома.
Осень с каждым днем набирала силу, сырость уверенно пробиралась под одежду, заставляла передергивать плечами.
— Казимир! — позвала привидение и, зная, что он меня быстро найдет, пошла вперед по тропинке. Пусть сегодня с ягодами и грибами сложится.
— Моя прекрасная леди, — Казимир появился в метре от меня, учтиво поклонился. — Чем могу служить?
— Светлого дня, — я улыбнулась и подняла корзинку. — Ягоды, а если место останется, то и грибов можно.
Герцог повел меня по местам ягодным. Их уже не так много осталось, все что было в округе сама же и оборвала, теперь мы далеко от станции отходим. А я внимательно смотрю под ноги: больше не хочу падать в яму для нежити. Один раз повезло, во второй не повторится.
С Казимиром я любовалась красотой леса, показывала неожиданно крупные ягоды и знала — он поймет, разделит со мной красоту мира.
— Смотри, какая шляпка у гриба необычная! — я побежала вперед раздвинула траву и замерла. — Ой. А чье это?
Посмотрела вокруг ни гнезда, ни всполошенных птиц рядом не было. О том, что осень и никто уже яиц не откладывает, не думала: в этом лесу чего только не бывает. Не зря же приграничье.
— Не знаю, Дарушка, — Казимир рассматривал фиолетово-черное с оранжевыми, будто огонь, полосами яйцо в моих руках. — Предлагаю выбросить и забыть.
— Ну как можно? — яйцо тяжелое и необычно большое. — Никогда таких не видела. Должно быть это очень большие птицы. Ты знаешь крупных птиц леса?
— Настолько крупных не знаю, — Казимир хмурился. — А, может, это вообще и не птица.
— Что черепаха?
— Угу. Змея, Дарушка, змея.
— Здесь водятся настолько большие змеи? — противный холодок пробежал по спине. Не люблю этих гадов.
— Я ни разу не видел, но яйцо из воздуха не возьмется.
— Надо бы у лешака спросить, он-то точно должен знать чье это яйцо, — мы с Казимиром переглянулись и пошли к хозяину леса.
Хорошо, когда со всеми в доброжелательных отношениях, можно за советом-помощью прийти. Единственный недостаток у дружбы с лешаком — забываю дорогу к нему, как только возвращаюсь на станцию.