Почтовая станция
Шрифт:
Перед глазами на самом деле все плыло, я видела размытые очертания, зато в мыслях на редкость порядок. Кто прыгнул? Что с тем магом? Как долго я болею? Вопросы появлялись быстрее, чем я могла бы их не то что задать, а просто осознать.
— Да ты лежи не дергайся, — тонкие пальцы больно придавили мое плечо. — Жив, давно здоров твой спаситель. Это ты отоспаться на жизнь вперед решила, насилу добудилась тебя. Я молодая была тоже спать любила, но не настолько, чтобы месяц глаз не открывать.
Месяц?!
— А впредь тебе наука будет: не лезь на
Опять ребенок. Сил возмущаться не было, а после услышанного кем хотят пусть называют, главное, что жива.
— Еремия! Бульон неси! — ведьма чем-то шуршала на тумбочке у кровати, а я пыталась растянуть губы в улыбке — не получалось. Я напоминала куклу, как посадишь, так и буду сидеть или завалюсь набок. — Не тужси ты, за месяц тело забыло, как работать надо. Глаза открыла — хорошо. Сидишь не падаешь — спасибо. Сейчас поешь и посмотрим насколько все хорошо будет.
Не нравится мне ее последняя фраза, но пока говорить не могу.
— Дарушка, наконец-то, — дверь ударила о стену, запыхавшийся Еремия со счастливой улыбкой на лице вбежал в комнату, следом за ним летела миска с парующим бульоном. — Как мы испугались за тебя, не передать словами. Асимыч на три дня слег с нервами, спасибо ведьме всем помогла.
— Да ты меньше болтай, а больше делай, — ведьма забрала миску, поднесла ложку ко мне. — Давай открывай рот.
Рот смогла приоткрыть, а руки пока не слушались. Все же месяц немалый срок. Ну да ничего один раз научилась ходить, говорить и во второй раз смогу. Бульон приятным теплом разлился по телу, правда, ведьма дала всего пару ложек.
— Входи уже, старый хрыч, — ведьма промокнула мои губы салфеткой и отошла. В дверях мялся Асимыч. Я и рада ему улыбнуться, но пока контроль над телом не вернулся.
— Эх, Дарка, — смотритель несмело прошел в комнату, сел рядом со мной на табурет. — Старый я стал, забыл совсем за мост тот проклятущий.
Бедный Асимыч, пока я спала, он себя изводил, а окружающие подбрасывали дровишек. Осунулся он за этот месяц, лет на десять постарел. Спрашивается за что на него нападать? Любой может забыть о чем угодно. А для Асимыча опасность моста естественна, он всю жизнь тут живет ко всему привык. Это как с коновязью, для него все понятно: вещь магическая не трогать, а для меня она была трухой. Также и с мостом для него понятно, а мне теперь тоже. Лучше буду крюк делать, речку вброд переходить.
— Ты не сердись на меня, старого, — мне удалось еле-еле мотнуть головой, мол, не сержусь. — И Ждан к нам заезжать перестал… Злится на меня. А я же…
— Хватит тут сырость разводить, — ведьма похлопала смотрителя по плечу. — Дарушке положительные эмоции нужны, а ты ее своими проблемами нагрузить вздумал.
— Чего это своими? — Асимыч вскочил с табурета, а Еремия быстро его уменьшил и спрятал за спину. — Нежить к нам подбирается, а Ждан нас больше не охраняет. Так чьи это проблемы? Мои?
У меня внутри все похолодело.
— От пень трухлявый! — ведьма всплеснула руками. — Иди отсюдова, пока метлой не погнала.
Не обращая внимание на сопротивление Асимыча ведьма его вытолкала за дверь и, хлопнув дверью, оперлась на нее спиной.
— А ты не слушай старого. Мало ли почему Ждан не заезжает. И нежить всегда рядом бродит не зависит то от мага.
— А я говорю, что птицу продать надо, — Асимыч ударил ладонью по столу. — Че зазря ее кормили?
— Асимыч, ты посмотри какая она красивая, — я погладила богатое оперение, казалось, сам огонь в нем. Яйцо долго лежало у печи, приблуда его переворачивал, чтобы равномерно прогревалось и мы с Асимычем забыли о нем, пока в начале весны из него не вылупился птенец. Страшненький, лысый, с необычно длинными пальцами на лапках и коротким клювом. К концу весны нескладный птенец превратился в роскошную птицу. — Как такую продать? Ее на волю выпустить надо.
— От малахольная! Да ты представляешь сколько за нее монет дадут? Немеряно! Через год выпорхнешь со станции и что? Ни монет, ни работы, ни дома за душой. А продадим птицу-то и на домик, маленький, но хватит. Чем плохо-то?
— А тем, что неправильно это. Птица свободна и жить должна на свободе, а не на опытах у кого. Асимыч, ну как вы так можете?
— Дарушка права, — приблуда расправил штаны и, сунув кулаки в маленькие кармашки на жилетке, с укором посмотрел на смотрителя. — Жадность до добра никого не доводила.
— Да ты вообще молчи. Приживала! А ты, — смотритель посмотрел на меня. — Ежли ничего в жизни не смыслишь, то слушай старших.
Асимыч потянулся к птице, но я прижала ее к себе и выскочила из-за стола.
— Да пойми ты, глупая, толку от этой заразы никакого не будет, чай не курица, чтоб нестись. А монеты завсегда пригодятся.
Я так устала от наших бесконечных споров, что видела только один выход. Жалко, конечно, а что делать если Асимыч не слышит нас с приблудой. С каждым днем все страшнее Асимыча наедине с птицей оставлять. Пока не передумала, подбежала к двери, распахнула ее и подбросила птицу вверх. Огромные крылья раскрылись огнем и сделав круг над домом наш найденыш улетел.
— От непутевая! Ты что жа это натворила?! Ты жа… Ты… — Асимыча трясло и я не на шутку испугалась, а ну как сердце прихватит пока до нас хоть ведьма, хоть целитель добежат от старика только тело и останется.
— Асимыч, не жили с вами богато и привыкать не стоит, — я подхватила трясущегося старика под локоть и повела в дом. — Я вам сейчас чайку заварю и пирожки уже остыли.
— От бедоноша ты, как есть бедоноша. Тебе Великая монетки в руки сунула, а ты их выкинула. Не возьмут тебя такую замуж. Ты жа все добро нажитое мужем разбазаришь.
Если бы я мечтала о замужестве, то слова вредного старика причинили боль, а так я лишь согласно кивнула, усадила Асимыча на лавку и принесла чай с травками успокаивающими и пирожки. Еда проблемы не решит, а рот займет. А там глядишь старик и успокоится.