Почтовый феномен
Шрифт:
У любой вещи, явления есть родословное дерево, и отыскать на нём корень поглубже всегда приятно. Правда, потом иногда выясняется, что корень ложный или совсем от другого дерева. Что же касается филателии, то можно решительно утверждать, возникла она после начала выпуска почтовых марок и до того, как появился сам этот термин. Его образовал из двух греческих слов «филео» (люблю) и «ателейя» (освобождение от платы) французский коллекционер Жорж Эрпен и предложил вниманию публики в напечатанной в 1864 году журнальной статье.
Статья называлась «Крестины». Чем же они были вызваны? Ведь веками существуют, например, коллекционеры картин
Однако причины, оказывается были, и достаточно веские. Прежние названия — темброфилия и тембрология (любовь к маркам, наука о них) — не привились, зато прилипли иронические — тембромания, маркомания, — придуманные людьми, видевшими в коллекционировании марок пустую детскую или же старческую забаву. Между тем этот вид увлечения уже завоевал и популярность и авторитет. С обидной кличкой пора было кончать, и она постепенно уступила место новому термину.
Сейчас когда обиды далеко позади, можно признать, что ехидное прозвище было поначалу не безосновательным. Новые знаки почтовой оплаты, неожиданно ставшие фаворитами публики, пробудили в определённой её части страсть к собирательству. Такие люди стремились скопить марок побольше, каких именно — неважно, но предпочтительно гашёных — использованные, они уже ничего не стоили. Вопрос о том как распорядиться желанной добычей затруднений не вызывал. Она казалась особенно эффектной как украшение. Чего — неважно: интерьера, предметов домашнего обихода. Лишь бы привлекательные «маленькие картинки» были на виду, бросались в глаза. «Ищу почтовые марки» — так было озаглавлено объявление, помещённое в одном из номеров «Таймс» осенью 1841 года. В нём говорилось: «Молодой человек, который желал бы оклеить свою спальню гашёными почтовыми марками, уже собрал с помощью своих любезных друзей более 16000 штук; однако ввиду того, что этого количества недостаточно, он просит сочувствующих лиц присылать марки и тем самым способствовать осуществлению его идеи».
Трудно сказать, удалось ли молодому человеку выполнить затеянное. Но последователи у него нашлись. Десять лет спустя торговец Т. Смит из города Бирмингем сообщил в другой лондонской газете, что стены его книжного магазина декорированы 800000 почтовых марок различных рисунков и признаны самыми современными стенами в Англии. Знаками почтовой оплаты оклеивали сундуки и абажуры, шкафы и экраны для каминов. Марки глядели на гостей с настенных декоративных тарелок. Встряхнув сигару над пепельницей, вы неожиданно замечали, что пепел падал на помещённую под стеклянным дном марку. Женщины остались верны себе и разили сердца мужчин сюрпризами иного рода: марки перекочевали на шляпки и платья.
Сохранись марочные обои в спальне «молодого человека», они сейчас стоили бы куда дороже всего дома, замечает автор одной из книг по истории почты и филателии. Он прав. Но старинные и редкие марки сберегли для нас все же не декораторы-любители, а коллекционеры, чья страстность сочетается со склонностью к систематизации и исследовательской жилкой.
Поначалу марколюбы (так и теперь называют филателистов в Болгарии) пополняли свои собрания, только обмениваясь, как бы подчёркивая тем самым спортивный дух увлечения. Продавать марки для коллекций начал в 1852 году бельгиец Жан Батист Моэнс — он был и увлечённым коллекционером, и не забывавшим о собственной выгоде книготорговцем.
…В 1956 году в Лондоне открылась филателистическая выставка, приуроченная к столетнему юбилею фирмы Стенли Гиббонса. У дверей посетителей встречали два, изваянных скульптором, по-старинному одетых, моряка с мешком: они вытряхивали оттуда множество каких-то маленьких треугольничков.
Фирма Гиббонса — солидное капиталистическое предприятие, одно из крупнейших в мире филателии. Её основатель, Эдуард Стенли Гиббонс, помогал своему отцу торговать в аптеке. Прямо в ней он начал продавать марки — просто так, для души. Однажды сюда заглянули два моряка. Купить лекарство им было не на что, разве молодой хозяин согласится взять вместо денег вот эти «треугольники мыса»…
Молодой аптекарь с интересом рассматривал марки мыса Доброй Надежды. Их необычная для того времени треугольная форма предвещала спрос, а оптимистичное название британской колонии как бы вселяло веру в успех. И Стенли решился принять вместо денег заморские маленькие картинки. У моряков их оказалось много. Тогда он купил все — за пять фунтов. Сделка принесла тысячу процентов прибыли. И это определило дальнейшею судьбу Гиббонса — после смерти отца он перебрался из Плимута в Лондон и имел дело с лекарствами, лишь когда того требовало его здоровье.
Трудно сказать, что в этом семейном предании от действительности, что от рекламы. Но характерна одна деталь: у Гиббонса, так же как и у Моэнса, увлечение очень скоро стало бизнесом. Такова была участь многих, не устоявших против бацилл филателии предпринимателей.
Вандал против коллекционеров
Итак, одни увлекались марками бескорыстно, другие — наоборот. Но и те и другие поначалу умели обращаться с предметом увлечения одинаково плохо.
До второй половины шестидесятых годов прошлого века сохранностью марок часто пренебрегали. Использованные знаки почтовой оплаты отрывали от конвертов как попало — образующиеся при этом тонкие места в расчёт не принимались, так же, как и потеря зубцов; поля потом обрезали вплотную к изображению, чтобы «зазубрины» не портили вида. В некоторых лавках «маленькие картинки» выставляли на продажу нанизанными на нитку, проволоку, спицу или острые штифты — для наглядности. Один из бродвейских торговцев сбывал коллекционные монеты, красовавшиеся на развешанных на парковой ограде досках. Затем он расширил ассортимент за счёт марок, которые приколотил рядом самыми обыкновенными гвоздями. И всё равно покупатели находились!
Альбомы для коллекций выпускались уже с 1862 года. Но способы крепления марок в них были не менее варварскими, чем бродвейские гвозди. Марки приклеивали к листам наглухо. Иногда желанный экспонат покрывали слоем декстрина и сверху — для пущей прочности. Разумеется, о том, чтобы извлечь замурованную марку, не могло быть и речи: переместить её на другое место оказывалось невероятно сложным делом.
И тогда были изобретены наклейки. Привились они не сразу. В 1869 году один из английских филателистических журналов опубликовал инструкцию по пользованию ими, а другой вышел в свет с необычным приложением: к странице каждого экземпляра с помощью наклейки была прикреплена настоящая марка. И тем не менее, например, российский император Александр III предпочитал связывать знаки почтовой оплаты пачками и держать в коробочках, помещавшихся в ящиках письменного стола. Не потому ли, что наклейки начали широко распространяться лишь гораздо позже — в восьмидесятых годах?