Почтовый круг
Шрифт:
Ольга стояла в двери, вытирала полотенцем тарелку, рассеянно улыбалась.
— Куда летаешь? — спросил дядя Володя.
— На Север.
— Я недавно в Казачинске семинар проводил. Туда летел на маленьком, болтало страшно, света божьего не видел. Может, с тобой летел, кто его знает.
— Все может быть, — рассеянно ответил я.
Дядя Володя согнал с лица улыбку:
— Да, жизнь летит. Сейчас вроде бы жить да жить, а тут то одно, то другое. Можешь представить, не нашел отца, — сказал он. — Помню, где-то
«Так часто бываешь, — обиженно подумал я. — Уж на своей машине мог бы заехать к матери, она бы показала».
Дядя сходил к вешалке, достал из кармана шоколадку, протянул Косте.
— Держи. Ну ты, брат лихой, прямо совсем парень. Уже, наверное, и на танцы ходишь?
Дядя Володя, по-видимому, забыл, как звать Костю, наморщил лоб, по лицу скользнула виноватая улыбка. Я пришел на помощь:
— Костя, что нужно сказать?
— Спасибо, — механически отозвался Костя.
— Да что мы сидим, давайте ужинать будем, — воскликнул дядя Володя. — Оленька, накрывай на стол.
— Мы уже поели, — сказал я.
Он, не зная, куда себя деть, чем заняться, вернулся в комнату, сел на стул. Помолчали.
— Да, жалко Анну, — вздохнул дядя Володя.
Мать, конечно, было жалко, но я чувствовал, дядя Володя думает о другом, мы ему были как снег на голову, и он мается, не зная, что сказать, сделать для нас. Ясно было и другое. Он уже далеко ушел от нас, многое забыл, чувствовалось: родственная связь его тяготит. Тем более скоро появится ребенок, хватит своих забот. Нет, надо ехать обратно к хозяйке. Там хоть все определенно: плати деньги и живи себе как знаешь, никто тебе не советчик, не судья.
— Ты их в какую школу устроил? — спросил дядя Володя.
— Еще не знаю, мы только сегодня приехали.
— На какой улице живет хозяйка?
— На Советской.
— Это в старых деревянных домах? — оживился дядя Володя. — Там рядом сорок восьмая школа. Директора я два года назад оперировал. Язва желудка. Тяжелый случай. Мы ему сейчас позвоним.
Он бросился к вешалке, стал шарить в карманах, разыскивая записную книжку. Наконец нашел, наморщил лоб, полистал ее.
Ребятишки, не дожидаясь моей команды, стали одеваться, вернее, первой подошла к вешалке Вера, а следом потянулся и Костя. И тут я впервые поверил: между нами существует какая-то интуитивная связь, мы думали и чувствовали одинаково, хотя никто из нас не подозревал об этом.
— Куда вы на ночь, — сказала Ольга, — может, останетесь, места хватит, я раскладушку с балкона принесу.
— И то верно. Переночуйте, а то и так редко видимся, приехали и сразу обратно, — поддержал дядя Володя. — На улице ветер поднялся, с ног сшибает.
— Нет, мы поедем, сказала Вера.
Она застегивала верхнюю пуговицу пальто, тонкие пальцы никак не могли справиться, срывались, она упрямо щурила глаза и вновь пихала пуговицу в петельку.
— Ух ты, хозяюшка! В строгости мужиков держишь, — засмеялся дядя Володя. — Тогда я вас на машине отвезу.
Пока мы собирались, дядя Володя дозвонился до директора школы, тот пообещал принять ребятишек.
— Ну вот, видел, — торжествующе сказал дядя Володя. — Он мне сказал, у них там продленка есть. Так что ты можешь быть спокоен.
Он сходил в гараж, и через полчаса мы вновь были в Чкаловском предместье. Дядя Володя подвез нас к траншее. Едва мы вылезли из машины, в лицо шибанул ветер со снегом. Согнувшись, мы пролезли через дыру, бросились к крыльцу. Возле двери незаметно, чтобы не видели ребятишки, дядька сунул мне деньги.
— Нет, у меня есть, — отдернул я руку. — Спасибо.
Дядя Володя спрятал голову от ветра под воротник и смущенно проговорил:
— Может быть, что-нибудь надо. Ты не стесняйся, говори. Я завтра директору еще раз позвоню. — Он дождался, когда мы войдем в дом, помахал нам рукой, лишь после этого пошел к машине.
Хозяйка не удивилась, она будто знала, что мы вернемся. Только глянула в окно, проводила машину взглядом.
— Я подмела в комнате. Ты слазь на чердак, там у меня раскладушка старая, — прикрыв ладонью рот, сказала она.
Вера разделась, попросила у хозяйки таз.
Перед тем как мыть в комнате, мы с Костей устроили охоту на тараканов, горячей водой поливали щели между стеной и плинтусами. Комната действительно оказалась теплой. Я принес с чердака старых тряпок, порвал их тонкими лентами и на всякий случай заткнул все щели в окне.
Ребятишки повеселели, и хотя комнатка была не ахти какая, враз как-то все стало на свое место, якорь брошен и уже не надо было идти куда-то, кого-то просить.
Когда распаковали вещи, я понял, что мы многое не взяли, не хватало кой-какой посуды, матраца и других незаметных на первый взгляд вещей, без которых невозможна нормальная жизнь. В спешке разве все упомнишь.
Хозяйка зашла в комнату, посмотрела наши вещи, потом позвала меня на кухню, достала из буфета кастрюлю, чайник, выставила на стол.
— Спасибо, не надо, я завтра куплю.
— Вот когда купишь, отдашь, — держась за поясницу, сказала она. — Погоди, не уходи. Я тебе матрац отдам. Мне его женщины подарили, когда на пенсию уходила. Только привыкла я к перине, она вроде как подружка. Пойдем, он у меня в шкафу лежит.
Я сходил за матрацем, постелил его на раскладушку.
— Хорошая комната, жить можно, — поделилась со мной Вера, выжимая над тазом тряпку.
— Поживем — увидим, — явно подражая бабке Чернихе, сказал Костя. Он сидел на краю дивана, раскладывая на подоконнике свои вещи. Подоконник был высоким, штукатурка под ним потрескалась, кое-где были видны потемневшие от времени доски.