Под Алыми парусами
Шрифт:
Пока я переодевался, Басса фыркнула и грациозно спрыгнув с дивана оставила за мной поле боя. Эта хитрая жестокая тварь ждала пока я сяду, расслабленно протяну ноги, и уж тогда она пустит мне кровь, оцарапав мои ступни. Басса, ты дура, меня самого учили устраивать засады и уничтожать засады подготовленные противником, так что этот прием со мной не прокатит, а вот я тебя сейчас пылесосом …
– Оставь пылесос, – улыбаясь, попросила Света.
В пылу битвы за жизненное пространство и шумом агрегата я не услышал как она зашла в квартиру.
– И не стыдно тебе с кошкой воевать? – поставив пакеты на пол, мягко и укоризненно спросила она,
– Нет, – хмуро ответил я, – это межвидовая борьба и она не знает компромиссов, а вся квартира в шерсти.
–
– Для тебя ничего нет, – отодвинув ножкой самозваную египетскую богиню, сказала Света. Басса ласково с легкой укоризной мяукнула, объясняя своей любимой жрице, что она это от любви и от радости видеть совладелицу храма, а совсем не корысти ради, трется тельцем о ее ножки. Ох и хитрая же тварь!
– А вот для тебя, есть, – уже мне сказала Света и протянула пакеты.
Для меня были домашние пельмени, густая натуральная сельская сметана, емкость спиртовой настойки на бруснике, изготовленной «для себя» попом в деревне (Света там иконы в церкви реставрировала), а вот для Бассы была сваренная третьего дня холодная рыба. У нас в семье умеют поддерживать равновесие, и делаю это не я.
Выпиваю я не часто, но выпиваю. В обед сто пятьдесят грамм под горячие пельмешки раз в месяц могу себе позволить. Через тридцать минут вкуснейшие пельмени уже перевариваются в желудке, настойка улучшив пищеварение из желудка расслабляющим теплом проникла в кровь. Физическое тело жаждало покоя, мозг уже сладко дремал, обед был окончен, посуду жена помоет. А хорошо как дома, даже Басса с брезгливой мордой откушав вареной рыбки (между прочим: филе судака), надменно шествуя сгинула в соседнюю комнату с глаз долой.
– А тебе не грустно? – моя у кухонной раковины посуду спрашивает Света.
– А? – сидя за столом, машинально откликаюсь я, а сам слушаю, как из большой комнаты меня ласково зовет диван: «Хозяин, приляг, отдохни».
– Я спрашиваю, тебе не грустно?
С чего бы это такой вопрос возник, попытался я разбудить интеллект, вслушиваясь, как подушка на диване шепотом предлагает: «Склони ко мне свою головушку, закрой глазки и забудь обо всем», а овчинный плед ей поддакивает: «Мой добрый господин, разреши укрыть тебя»
– Если тебе, так уж не хочется мыть посуду, – демонстрируя титаническое стремление к миру и спокойствию, проворчал я, – то могу сам всё убрать.
Давным-давно в учебном полку в составе наряда по кухне, я трижды в сутки мыл посуду для тысячи прожорливых курсантов, армейская закалка сохранилась и вымыть две тарелки, судки, плошки, рюмку, ложки, вилки, стаканы, бокалы для меня не проблема. Лень конечно, а так могу и помыть, всё лучше, чем выслушивать укоры, а уж потом на диван.
– Вот давно хотела тебя спросить, а тебе не грустно так часто смотреть как люди, которые когда то любили друг друга, теперь ненавидят, делят детей и имущество?
Посуда женой помыта, вытерта, установлена в положенном месте, а она сидит за столом напротив и задает бессмысленные вопросы. Вот что я ненавижу так это вести сантиментальные и романтические разговоры об отношениях мужчин и женщин. Это бессмысленно, просто бессмысленное и эта тема всегда вызывает у меня желчное раздражение.
– Я даю им шанс начать новую жизнь с другим партнером и получаю за это материальное вознаграждение, – мрачно с нарастающей злостью замечаю я.
Послеобеденная сонливость смыта раздражением, ум бодр, тело свежо, готов к семейному спору о любви, праве, семейных обстоятельствах, т.е. к вульгарному словоблудию.
Жена смотрит не на моё угрюмое лицо, а на картину. Пасторальное, милое полотно. Два скромных древних обелиска перевиты ветвями расцветающего шиповника, за ними стоят две фигуры, мужчины и женщины. Контуры фигур чуть размыты их цвет лунное серебро, по замыслу художника это образы тех кто лежит под обелисками. Тристан и Изольда. На картине они держат друг друга за руки. С моей практической точки зрения Тристан, это конечно не плохой боец, но в остальном, он мягко говоря, сластолюбивый, нерешительный и слабовольный тип, а Изольда коварная …ядь. Будь всё иначе, не было бы никакой легенды. В этой истории я искренне сочувствую только Изольде номер два. С удовольствием бы представил бы ее интересы в суде на бракоразводном процессе, а Тристана стер бы в порошок на ристалище судебных прений. А как же воспетая бардами, романтичная и такая легендарная любовь? Да вот так! Если ты дорогой Тристан так уж любил Изольду номер один, то надо было низвергнуть (грохнуть) короля Марка, захватить трон и его бабу в придачу. В моей адвокатской практике, такие решительные ребята встречались. А ты дорогая Изольда, не строй из себя … гм … ну легенду, я такие «легенды» каждый день на работе встречаю. До замужества завела молодого любовника, ладно дело житейское, не ты первая. Вышла (выдали) замуж по расчету за состоявшегося не шибко молодого мужчину с приличным достатком и хорошей родословной (короля), тоже обычное дело, каждый день встречается. После брака, дабы избежать законных упреков в отсутствии невинности вместо себя подсунула мужу девственницу служанку, а сама в это время удовлетворялась с любовником. Да и в доме короля (замке) предавалась похоти и с мужем и с Тристаном. Ну и кто ты после этого? И не надо всё на время и обычаи списывать. Любила Тристана? Раз любишь то и уговоришь, хоть мужа зарезать, а хоть и с любовником сбежать. Читала Гомера? А если не читала, то зря. Там Парис с Еленой не спрашивали, что можно, а что нельзя. Раз, два и готово, алый парус полон ветром, корабль с любовниками из Спарты от постылого рогоносца царя-мужа направляется в Трою. И между прочим, дорогие Тристан и Изольда, Парис и Елена пораньше вас легендой стали. Видал я на судах таких же парней и девушек, характеры такие, что «не тронь меня, обожжешься». Но истории этих решительных ребят и бесстрашных женщин (многие из которых не слыхали ни про Париса с Еленой, ни про Тристана с Изольдой) увы не стали легендой, а написанные сухим протокольным языком уголовного законодательства остались пылиться в архивах судов.
– Оставь свой ёрнический тон, – вспылила Света.
Все-таки своим словоблудием я довел жену «до белого каления».
– Это мечта, – сильно покраснев, повысила голос она, – вечная, прекрасная мечта о том, что любовь сильнее смерти.
– Ага, а по Фрейду, это сексуальный инстинкт, который доминировал в их поведении, – легко отбил я романтический выпад и продолжил:
– А ты дорогая, никогда не задумывалась, о том, что было бы если Тристан, Изольда и иже с ними безо всяких трагедий поженились?
Света собирая аргументы пока промолчала, а я довольно и пошло улыбаясь продолжил:
– Контрацепция тогда была, прости за вульгаризм, в зачаточном в состоянии, и прекрасная Изольда рожала бы каждый год. Беременность, роды, дети, быстро высосали бы из нее все жизненные соки и красоту. Прекрасный и такой романтичный Тристан (будучи в полном мужском соку) в один прекрасный день, оглянувшись по сторонам, затащил бы в постель и покрыл свеженькую, молоденькую самочку, а учитывая священное право сеньора «на первую ночь» таких милочек у него было бы не мало. Как тебе такой конец легенды?
Есть победы, которые неминуемо оборачиваются поражением. Ну на кой черт я спорил? Ведь знаю, это бесполезно.
– Ну и когда мне ждать, что ты заведешь себе свеженькую, молоденькую самочку? – сильно побледнев, спросила жена, – Или уже завел?
– Я не Тристан! – заорал я,
– Я это всегда знала, – дрожа губами, подтвердила она.
Послеобеденный отдых был испорчен. Гнев клокотал. Умом то я понимаю, что такие разговоры женщины сознательно или бессознательно заводят, чтобы ещё раз услышать, подтверждение о незыблемости своих прав на мужчину. Но ум это последнее, что мужчина и женщина используют в своих близких отношениях, в том числе и в скандалах. В гневе я схватил жену за руку и поволок ее в большую комнату, она не сопротивлялась и не звала на помощь.