Под чёрным солнцем
Шрифт:
— Я вместо неё сегодня, — пискнула девочка.
— Ты и вчера была вместо неё. Я видела, только тогда внимания не обратила, — присмотрелась Лейла. — Что с Замирой случилось?
— Спит… Ой! — уборщица прикрыла рот грязной ладошкой. При этом она пошатнулась и чуть не упала.
«Не спала, что ли, всю ночь?» — Лейла уловила идущее от девочки окаменевшее безразличие ко всему, которое чувствовалось даже сильнее… страха? — «Нет», — поняла она. — «Страх — это когда боишься чего-то конкретного, пусть и надуманного, а тут — просто боязливость. Будто мышка, которую всю ночь
— Тебе негде жить? — понял тем временем Сабир Рахмонович — в силу своей профессии бездомных он навидался предостаточно. — У Замиры ночуешь?
— У неё негде… — девочка начала плакать. — Вы меня прогоните, да?
— Наоборот! — улыбнулась Лейла — тепло, с той же искренней теплотой, как солнцу, дню и своему отцу. — Я тебе помогу домыть, а потом поедем ко мне, хорошо?
Домыли подъезд они очень быстро — оставался только один этаж. Таскавший им чистую воду дворник, правда, при этом всё время ворчал про «лентяйку Замиру, за которую другие работают, а деньги небось она сама получает», но вполголоса и по-таджикски, чтобы не спугнуть девочку — на вид явно русскую. Наконец Сабир Рахмонович поставил пустое ведро под лестницу и сказал:
— Всё, дочка, я на работу! — он в последний раз внимательно посмотрел на девочку. — Доверься Лейле, она добрая. И… да благословит тебя Всевышний!
* * *
Оставляя Даше свой мобильник, Ната не рассчитывала, что ей будут часто звонить — вся магическая компания, включая Спутников, была в курсе, а со стороны по какому-нибудь делу могли позвонить разве что люди из прошлой жизни, помнившие её как сиделку, да ещё, пожалуй, Матевосян. Однако светящийся экран упрямо отображал, что вызывает некий Гольдман, и Даше пришлось несколько секунд вспоминать, кто же это такой.
— Здравствуйте! Исаак Лазаревич, я не ошибаюсь?
— Таки не ошибаетесь! А Наточку можно попросить? — ювелир сразу понял по голосу, что ответила не Ната.
— Ната уехала на пару недель по своим делам. У вас что-то срочное? Может быть, Ларисе позвоните, вы же с ней тоже знакомы? Я пока не могу нашими делами заниматься — у меня дочка на руках, ей месяц только.
— Мазл тов[2]! — машинально поздравил Гольдман. — Так вы Даша? А звоню я то, что таки действительно до фей дело есть.
— Тода раба[3]! — рассмеялась Первая ученица. — Да, она самая. Ну что, дать вам телефон Ларисы?
— Да, буду премного благодарен!
* * *
Виктор всё-таки прилёг поспать, попросив Романа разбудить его через три часа. Попыталась заснуть рядом с ним и Ната, но сон всё не приходил, и в конце концов фея, с некоторым раздражением встав, села обратно к костру.
— Не спится? — повернулась к ней Алина. — Мне вот тоже. Вот нахлынули же воспоминания! То есть, я, конечно, всегда всё помню, вопрос только в том, насколько остро, а тут уж раз на раз не приходится.
— Детство? — поняла Аня.
— Оно самое. Которого у меня, между нами, и не было. Вот не люблю о себе рассказывать, но сейчас почему-то хочется выговориться! Именно здесь, в мире чёрного солнца, понимаете? Через несколько часов оно загорится, я это чувствую.
— Чтобы чернота воспоминаний ушла вместе с чернотой светила? — сообразил Страж Вихрей.
— Да, так, — подтвердила Ледяная Дева. — Знаешь, Артур, вы-то с Ларой в этом смысле люди благополучные, только что бунтари по натуре. Века полтора назад небось дворянами были бы…
— Точно! Как раз теми дворянами, которые бомбами в царей швырялись, — вставила Ната.
— Аминь, подружище! В царей не в царей, бомбами не бомбами, но Артюхе, заметь, даже машина времени не понадобилась.
— Ты про Голика, что ли? — подмигнул Артур. — А зачем для этого машина времени? Есть же просто-напросто вечные истины, и одна из них такова: «На всякого Мина должна быть Зина»[4].
* * *
— Я, пока феей Воды не стала, помнила себя лет с трёх, — набирал обороты стелющийся голос Ледяной Девы, которой рассказ поначалу давался всё же нелегко. — И первое воспоминание было именно о том, как папа ушёл от нас. Вот так просто — поцеловал меня на прощанье и вышел, и Мишу с собой забрал, ему тогда шесть было. Больше я его не видела и искать не хочу, — добавила Алина, предвосхищая вопрос. — Не за то простить не могу, что ушёл, а за то, что меня не взял вместе с братом. Думал небось, что детей «по-честному» разделит, а получилось, что в жертву меня принёс!
— Какому конкретно идолу в жертву? — Страж Вихрей был «на той же волне», что и его боевая подруга.
— Идолу, блин, совершенства! Чтобы я как-нибудь сама собой старалась, это у моей муттер вообще было любимое слово — «стараться», а она бы только доставала иногда куклу из коробки и хвасталась, какая у неё дочка идеальная! Ну и что из этого могло получиться? Да только кукла и могла. Совершенная, это да, но абсолютно безвольная. Правда, иногда у таких перфекционисток как раз не получается, — Ледяная Дева злорадно ухмыльнулась. — Не хотела заурядную девочку — ну так вот тебе незаурядная, только не кукла, а наоборот, бунтарка!
— «Так тяжкий млат, дробя стекло, куёт булат»[5], — согласился Артур.
— Воистину! Хотя всё-таки один более-менее нормальный год у меня всё-таки был, — призналась Алина. — Это когда муттер с Юрой сошлась и Юлька родилась. Тогда со мной Юра в основном занимался. Я его, конечно, не принимала, вредничала, а мужик-то неплохой, только я уже потом это поняла. А не принимала-то почему в основном? Опять из-за муттер, блин! Переписала меня на его фамилию и отчество, а мне шесть лет уже к тому времени было, так что привыкла уже и к фамилии, и к тому, что Петровной буду, когда вырасту.
— Так Петровна — это твоё настоящее отчество? — слегка удивилась Аня. — Ты же говорила, что всё с нуля начала.
— Фамилию я совершенно постороннюю взяла, лишь бы нейтральная, в смысле не смешная и не претенциозная, — пояснила Ледяная Дева. — Имя мне с детства нравилось, я ещё в школе начала Алиной представляться. А отчество — просто вернула своё.
— Понимаю, — сочувственно улыбнулся Роман. — Небось фамилия у Юры твоего противная какая-нибудь? Знаешь, лично мне единственное, с чем повезло, — это с фамилией, детдомовцам, в смысле таким как я, стараются хотя бы некрасивых фамилий не давать. Я вот на Пасху родился, потому и стал Воскресенским.