Под чужим именем

Портер Джейн

Она ощутила, как мускулы Зейла напряглись, а тело задрожало, сотрясаемое оргазмом, — и без сил упала на ковер. Он лег рядом с ней, крепко прижав ее к себе. Когда огонь начал гаснуть, он поднял ее на руки, отнес на огромную кровать и укрыл белоснежными простынями.

— Спи. — Он откинул волосы с ее лица и поцеловал ее лоб, нос и, наконец, губы. — Тебе надо отдохнуть.

Она уютно свернулась калачиком на мягкой подушке и простынях, приятно холодивших ее разгоряченное тело.

— А ты тоже будешь спать? — прошептала она.

— Да.

Часом позже Зейл все еще не спал, прислушиваясь к тихому, ровному дыханию Эммелины. Он сказал ей, что будет спать,

но заснуть не мог. Теперь, после ночи любви с Эммелиной, все изменилось. Он думал, что пожалеет об этом, — но вместо этого он был рад, что она наконец принадлежала ему. Но это был не просто секс — это было больше похоже на… любовь. А любовь не входила в его планы. Раньше секс был для него всего лишь хорошей тренировкой и разрядкой, после которой он отлично спал. Но теперь он испытывал совершенно новые чувства. Да, он желал Эммелину и собирался жениться на ней, но не знал, что чувствует к нему она. Да, она хотела его, чутко отзывалась на его ласки, ей было хорошо с ним — но могло ли быть что-то большее между ними? Могла ли быть любовь? Сегодня, целуя ее, проникая в нее, он растворился в чем-то, о чем он уже давно забыл. В свете. В тепле. В радости. В ней было что-то особенное, волшебное… Что-то похожее на подарок, который долго ждешь, на радость, которую испытываешь в детстве рождественским утром. Он уже много лет знал о том, что она будет его женой. Но он никогда не думал, что почувствует безграничное желание быть рядом с ней, защищать ее — не только сейчас, но всегда.

Глава 9

Ханна проснулась рано утром в очень темной комнате, в чужой кровати, и не сразу поняла, где она. Повернувшись, она наткнулась на очень большое, теплое и упругое тело — и все вспомнила.

Она была в комнате Зейла, в его постели. На нее нахлынуло чувство вины. Как она могла допустить это? Более того, как она могла так наслаждаться этим?

Но это было чудесно. Его умелые руки, губы и тело заставили ее забыть о здравом смысле и отбросить смущение. Краснея в темноте, она вспомнила, как выкрикнула его имя в момент оргазма — это было просто ужасно. Она не могла представить себе Эммелину, кричащую во время секса. Настоящая принцесса никогда не позволила бы себе до такой степени потерять над собой контроль…

Ханна перевернулась на живот, зарылась лицом в подушку и глухо застонала.

— Я тебя слышу, — сухо заметил Зейл. — Хочешь что-то сказать мне?

— Я прямо-таки набросилась на тебя.

— А мне это понравилось, — ответил он, переворачиваясь на спину. — И тебе тоже.

— Я знаю, но… — Она откинула одеяло и собралась уже встать, но Зейл схватил ее за запястье и потянул к себе.

— Но — что? — спросил Зейл, садясь сверху на ее бедра и прижимая ее руки к кровати.

Ее соски снова напряглись, а по телу побежали мурашки.

Зейл опустил голову, захватил губами ее сосок и начал ласкать его языком, пока бедра Ханны не изогнулись ему навстречу. Он перешел к другому соску и начал ласкать его с той же нежностью, с какой ласкал первый. Ханна дрожала и извивалась, чувствуя его эрекцию, упиравшуюся ей между бедер, и, когда Зейл крепче сжал губами ее сосок, она почти прокричала:

— Возьми меня!

Зейл шире раздвинул коленями бедра Ханны и сразу же глубоко вошел в ее влажное, горячее тело. Если ночью его темп был медленным, то сейчас он взял ее резко, будто желая проучить. Но Ханне понравилось это ощущение — она забыла обо всем на свете, кроме него. Теперь во всем мире был только он. Он и она — навсегда… Она чуть было не испытала оргазм снова, но ее слишком переполняли чувства — удовольствие и любовь.

Любовь.

Это было невероятно, но она любила его. Любила его всем своим существом.

Наконец ее накрыла головокружительная волна наслаждения. Она впилась пальцами в плечи Зейла и закрыла глаза.

— Эммелина, — прохрипел Зейл. Его мускулы напряглись, и его семя излилось в нее.

«Эммелина».

Ханна медленно открыла глаза, чувствуя тяжесть горячего тела Зейла и его возбужденный член, все еще находившийся внутри ее.

Эммелина.

Боже! Все это время он занимался любовью с Эммелиной.

Он хотел именно ее, Эммелину, — но не Ханну. Ханна была ничем и никем.

Ее глаза наполнились слезами. Она попыталась сдержать их, но не смогла. Она играла роль, которую создала сама, увязла во лжи, которую не осмелилась опровергнуть. Если бы Зейл узнал правду, он бы возненавидел ее и никогда не простил. И сможет ли она винить его в этом? Ведь она сделала то, что он больше всего презирал, — обманула и использовала его.

Зейл коснулся ее щеки и поймал падающую слезинку:

— Эммелина, почему ты плачешь?

— Я не плачу.

Он осторожно коснулся ее губ кончиком пальца, на котором была слезинка.

— Доверься мне, расскажи.

Ее сердце сжалось так, что, казалось, готово было разорваться.

— Все хорошо, — ответила она.

— Тогда почему ты плачешь?

— Я счастлива, — задыхающимся голосом произнесла она. — Счастлива, что я с тобой рядом.

Ханна зажмурилась, а Зейл лег на бок и прижал ее к себе со вздохом удовлетворения. Он казался расслабленным, спокойным, умиротворенным, в то время как Ханна ненавидела себя. Сгорая от стыда, она прижала простыни к своей груди. Она должна была сказать ему правду вчера, взять на себя ответственность за последствия и уехать домой. Но вместо этого она осталась и пошла на поводу у своих чувств и фантазий. Как будто бы она была принцессой, а ее жизнь — сказкой. И, что еще хуже, осталась она не ради Эммелины, а ради самой себя. По самой эгоистичной причине — ее влекло к Зейлу. Но теперь осознание своей глупости и эгоизма обрушилось на нее со всей силой.

Зейл лениво погладил ее бедро:

— Мы мало спали прошлой ночью, и нам обоим предстоит трудный день.

— Правда?

— У меня запланированы встречи на утро, а тебе нужно закончить позировать для портрета. После этого Крек покажет тебе наше крыло дворца, а затем, я надеюсь, мы сможем пообедать вместе. — Встав с постели, он подошел к окну и откинул тяжелые занавески. Комнату залило утреннее солнце.

Зейл стоял у окна, глядя на город и море. Он был совершенно голым и не стеснялся этого. Конечно, имея такое великолепное тело — мощные плечи, плоский живот, упругие ягодицы и длинные, мускулистые ноги, — он мог демонстрировать его без всякого смущения.

Он совершенен, а она — нет.

— Можно мне надеть халат? — спросила она, садясь на постели и прижимая простыни к груди.

— Не могу поверить, что ты стесняешься, — ответил он, подавая ей халат. — Я слышал, что ты загорала топлес на яхтах твоих друзей.

Ханна поморщилась — показываться на людях без верха было для нее немыслимо. Ее отец воспитал ее в строгости — он часто напоминал ей, что ее мать была настоящей леди, и она, Ханна, должна вырасти такой же. Это означало, что короткие шорты и глубокие вырезы были под запретом. До шестнадцати лет ей не разрешалось встречаться с молодыми людьми, и даже после шестнадцати она могла видеться с ними только в присутствии отца.