Под чужим знаменем
Шрифт:
Фролов тотчас же сбросил ноги с дивана, сел, провел рукой по лицу и, словно бы стерев этим коротким движением остатки сонной расслабленности, сразу уставился острым взглядом на изрядно потрепанный конверт.
– По эстафете. Из Харькова, – кратко пояснил Красильников.
Нетерпеливо разорвав конверт, Фролов вынул несколько бумажек и, перелистывая их, стал быстро просматривать. По тому, как размягчалось, словно разглаживалось, его лицо, Красильников понял: пришли очень радостные вести.
– Ну, Семен, все-таки
Красильников не удержался от возгласов:
– Скажи, куда вознесся, крестничек! Ну, молодцом, братишка! Я и говорил – вылитый беляк. Видно, не мне одному он так показался!
А Фролов думал о том, что еще несколько дней назад Лацис снова справлялся о Кольцове, спрашивал, не получили ли о нем каких-либо вестей. Теперь он может доложить Лацису о том, что вести есть!
Одно из присланных Кольцовым донесений озадачило Фролова больше всего.
«В Киеве действует контрреволюционная организация, именуемая Киевский центр. Ее субсидирует ювелир, фамилию или какие-либо его приметы установить не удалось. По всей видимости, он проживает или находится в настоящее время в Киеве.
В ближайшие дни в Киев направляется сотрудник контрразведки для активизации Киевского центра. По заданию Щукина навестит ювелира…
Старик».
И все! Никаких подробностей. Ни фамилии, ни примет, которые бы дали хоть какую-то конкретность началу поиска.
Ювелиров в городе немало. Некоторые, правда, бежали, но многие остались. Один из них – опасный враг. Как же узнать, кто именно? Как выявить его? Как узнать того неизвестного щукинского посланца, который не сегодня-завтра придет в город? А может быть, уже пришел?
В маленьком кабинете стало совсем сизо от табачного дыма. Фролов наконец подошел к окну и распахнул его настежь.
Угас летний день. Затихал город, и по углам неосвещенных улиц копились, сгущаясь все больше и больше, синеватые сумерки. Малиновый свет приклоненного к горизонту солнца переливно отражался в стеклах домов, пропитывал червонными бликами дали.
От раскаленных камней тянуло застоявшимся жаром.
Заложив руки за солдатский ремень, Фролов стал медленно прохаживаться по кабинету. И хотя в кабинете стало темно, он не зажигал света. Прикуривал одну от другой тощенькие папиросы, думал.
Значит, Киевский центр… О его существовании чекисты догадывались давно. Чувствовали, что он есть, что он где-то рядом, продуманно законспирированный, укрывшийся за толстыми стенами богатых особняков, мещанских домишек, за тяжелыми гардинами
Вот уже несколько дней Фролов казнил себя за оплошность с Загладиным. Не понял сразу, насколько это серьезно. Не допросил сам, доверил все Красильникову. В результате еще одно подтверждение существования крупного антисоветского заговора – и ничего больше.
Размышляя над донесением Кольцова о ювелире, Фролов понимал, какой отчетливой логики, продуманности и осторожной изворотливости потребует проверка этих сведений. Он чувствовал, что благодаря Кольцову держит в руках важную нить, но как ко всему этому подступиться, еще не знал. Вот и морил себя табачным дымом, нервно вышагивая по кабинету.
…Половину следующего дня Красильников по заданию Фролова занимался выявлением проживающих в Киеве ювелиров. Пришел к Фролову в кабинет только после обеда, присел, положил на колени фуражку и, отчего-то тяжело вздохнув, пригладил седеющие волосы.
– Ну так сколько ювелиров осталось в Киеве? – приступил к делу Фролов.
– Вроде двадцать семь. По реестру шестнадцатого года было шестьдесят два, но которые померли, которые драпанули, которые пошли в расход как чужой элемент, а которых уголовники пришили, – стал обстоятельно докладывать Красильников, положил перед Фроловым исписанный крупными каракулями список.
Фролов стал внимательно просматривать фамилию за фамилией:
– «Самсонов… Фесенко… Сараев…» Кого же из них можно считать вне подозрений? – невозмутимо называл он фамилии ювелиров, и это было похоже на перекличку.
– А никого. Предлагаю всех подозревать и за всеми установить слежку, – не раздумывая, сказал преисполненный ретивой решительности Семен Алексеевич. – К кому-то же он придет, гость с той стороны!
– Придет, конечно. К одному из двадцати семи. Это верно… «Будченко… Черевичин… Полищук… Шагандин…» – продолжал читать список Фролов.
– Гм-м… А куда ему деваться? – Красильников не понял, одобряет или нет его план Фролов. – Так ведь?
– Так, конечно. Только пассивно это очень, Семен. Допусти мы малейшую ошибку – и все, и опять, как с Загладиным… – Фролов снова уставился в список: – «Шварц… Доброхотов… Либерзон…»
– А что ты предлагаешь? – нетерпеливо спросил Красильников.
– Не ждать, пока рыба попадет в сети, а самим ее искать, – сухо сказал Фролов, не желая дискутировать напрасно.
– Как?
– Если бы я знал… – вздохнул Фролов. – Вот, к примеру, Шварц или Доброхотов. Что за люди? Как жили, как живут сейчас? Какие у них были доходы?
Семен Алексеевич заглянул в список через плечо Фролова.
– Шварц? Парализованный. Его петлюровцы избили, второй год не поднимается с постели. А Доброхотов – это штучка. Когда-то ворочал крупными капиталами.