Под флагом России

Кузнецов Никита Анатольевич

— Вот он! — проворчал наконец шкипер, ткнув подзорною трубой в том направлении, где успел рассмотреть ничтожную, едва видную точку. — Лево руля! — скомандовал он сиплым, но в то же время властным голосом.

Рулевой встрепенулся и, повинуясь отданному приказанию, энергично завертел штурвалом [58] . Шхуна тотчас же бросилась вправо.

— Так держать! — заревел через несколько секунд шкипер и затряс над головой подзорной трубой, как бы настаивая на быстром исполнении отданного приказания.

58

Штурвал — деревянное колесо, при помощи которого ворочают руль.

Опытный, ловкий, смышленый рулевой не зевал, вовремя переложил руль и направил покорную его руке шхуну по указанному курсу.

— Видишь? — спросил шкипер, подходя к рулевому.

— Вижу, сэр, — коротко ответил тот, зорко всматриваясь в горизонт, на котором едва чернела какая-то неопределенная точка; не то камень, не то хребет недвижно лежащего кита.

— А те, негодяи, просмотрели... Заснули, верно, на баке, ленивые скоты! —заворчал шкипер и, достав из кармана здоровый линек [59] , направился на бак, к зазевавшимся Питеру

и Джону. Те действительно преспокойно спали, растянувшись на грязной, пропитанной жиром палубе и не обращая внимания на резкие крики чаек-чистильщиков, прилагавших, по-видимому, энергичные усилия к тому, чтобы прибрать всякую гадость также и возле сонливых ротозеев. Шкипер, разогнав смелых птиц, взмахнул линьком и отпустил по широким спинам неисправных вахтенных по такому здоровому удару, что те вскочили на ноги, как ошпаренные кипятком, и глупо вытаращили заспанные глаза на грозного кэптена. Шкипер, видимо, вполне удовлетворенный сильным впечатлением, которое произвел волшебный линек, хладнокровно спрятал последний в карман и, не промолвив ни слова, возвратился на ют [60] , к рулевому.

59

Линек — довольно толстая веревка, с пол-аршина длиной, со здоровым узлом на одном конце. Линек — атрибут власти шкиперов и их помощников.

60

Ют — часть верхней палубы, находящаяся позади бизань (задней) мачты.

— Джон! — проворчал один из наказанных промышленников, протирая грязными кулаками глаза и всматриваясь в ясный горизонт.

— Питер?—отозвался другой, еще не пришедший окончательно в себя после полученного удара линьком.

— Здорово огрел, — заметил первый.

— Да, тяжелая у него рука, — хладнокровно согласился Джон, энергично почесывая спину.

— Попадет и ему когда-нибудь от нас! — злобно проворчал Питер, сердито скосив глаза на ют, где продолжал стоять шкипер.

— Молчи, — остановил товарища Джон. — У него ведь чуткое ухо; услышит — пожалуй, еще килевать [61] начнет... Хорошо ведь его знаешь...

61

Шкипера в море пользуются почти безграничною властью. Для поддержания дисциплины между разношерстной командой, нередко состоящей из всевозможных негодяев, шкипера обращаются с матросами чрезвычайно жестоко, подвергая их часто бесчеловечным наказаниям, к числу которых принадлежит килевание. Последнее заключается в том, что провинившегося матроса продергивают на веревке, обвязанной вокруг туловища, через киль судна, иногда несколько раз подряд. Нередко наказываемый захлебывается до смерти, если это входит в намерение жестокого шкипера. Степень жестокости килевания прямо зависит от скорости, с которой оно производится: чем медленнее совершать это наказание, тем оно опаснее для жизни.

Промышленники замолчали и начали глядеть вперед.

— Джон! — позвал через минуту встрепенувшийся Питер.

— Питер?

— А ведь нам за дело попало. Погляди-ка! Видишь?

— Конечно, за дело, — невозмутимо согласился Джон.

Оба вахтенные, почти одновременно, увидели Тюлений остров, и им сделалось вдруг ужасно совестно, что проспали его, несмотря на строгое приказание смотреть вперед как можно зорче.

— Сказать? — тихо спросил Питер.

— Не стоит... Он и сам хорошо видит, — резонно заметил Джон, вспомнив только что полученный за невнимание удар линьком...

III

Подгоняемая довольно свежим ветром шхуна «Rose» (так звали американское промысловое судно) неслась к цели своего плавания с большою скоростью, грациозно покачиваясь на волнах и слегка поскрипывая некоторыми частями своего крепкого корпуса. Тюлений остров, еще недавно едва заметный, быстро вырастал на горизонте, точно поднимаемый со дна моря какой-то волшебной силой. Он вырастал в виде совершенно правильного прямоугольника, эффектно позлащенного яркими лучами утреннего солнца. Несмотря на этот художественно-прекрасный колорит, остров производил подавляющее впечатление своим мертвенным, чрезмерно правильным абрисом: не было заметно ни одной впадины, ни одного возвышения. Верхняя линия пустынного, голого плато вырисовывалась на голубом небе без малейшего изгиба, почти с математической точностью. Боковые его стороны ниспадали в море резкими перпендикулярами. Прибрежье острова пока не было видно: оно скрывалось еще за горизонтом.

Разбуженные шкипером промышленники, в числе тринадцати человек, позавтракали хорошо прожаренным мясом молодого котика и, выбросив остатки за борт, на шумный раздел голодным чайкам, занялись несложными приготовлениями к предстоящему промыслу. Одни копошились около вельботов, прилаживая весла и уключины; другие готовили небольшие дубинки, которыми обыкновенно убивают морских котиков, ударяя по переносью; остальные доставали из трюма кое-какое оружие, веревки и наконец соль, необходимую для посолки котиковых шкур. Что касается шкипера, он, опасаясь неожиданной встречи с русским крейсером, не спускал подзорной трубы с острова и омывающих его вод. С сосредоточенным вниманием разглядывал он почти каждую точку горизонта, стараясь вовремя усмотреть, не покажется ли где-либо грозное сторожевое судно, до сих пор с редким упорством охранявшее котиковое лежбище от хищников-промышленников.

Горизонт был чист, вооруженный глаз не мог рассмотреть ни одного подозрительного пятнышка, ни одной смущающей тени. По-видимому, Тюлений остров остался без присмотра и охраны; но куда ушел русский крейсер? Оставил ли он Охотское море совсем, ввиду наступившего осеннего времени, или же только на время удалился в залив Терпения для необходимого пополнения запасов пресной воды и дров? Этот вопрос чрезвычайно занимал шкипера, продолжавшего водить подзорной трубой по всему горизонту. Одновременно его занимал другой вопрос, еще более тревожный и жгучий: не поздно ли? Не ушли ли уже морские котики на свое таинственное зимнее лежбище? Шкипер отлично помнил целый ряд неудачных попыток заняться недозволенным промыслом, и он трепетал от одной мысли о новой неудаче, равносильной полному разорению. Действительно, это разорение было вполне возможно, так как пришлось бы возвратиться в Сан-Франциско совершенно без груза дорогих котиковых шкур, израсходовав между тем на содержание промыслового судна, в течение истекшего полугода, довольно крупную сумму долларов. Удастся ли вернуть затраченный капитал? Этот вопрос сильно смущал расчетливого янки, хорошо сознававшего, что все его благосостояние зависит от случая. Он знал, что один удачный день мог бы не только покрыть все понесенные уже убытки, но даже дать хороший процент барыша. Этого дня промышленники ждали терпеливо в течение нескольких

месяцев, без дела болтаясь в опасных водах Охотского моря. Уже с мая хищническая шхуна, в числе других подобных же судов, порывалась добыть котиков прежде на Командорских островах и затем на особенно привлекательном Тюленьем острове; но эти попытки были безуспешны. Русская сторожевая шхуна «Крейсерок» зорко следила за котиковым лежбищем, постоянно и неустанно крейсируя в виду заманчивого для хищников острова. Лишь изредка «Крейсерок» уходил в ближайший залив Терпения, с целью налиться пресною водой и запастись дровами, и вновь появлялся на своем сторожевом посту. В сентябре монопольная американская компания прекратила, за недостатком соли, свой выгодный промысел, сняла с Тюленьего острова алеутов- промышленников и удалилась в Сан-Франциско, но неутомимый «Крейсерок» еще остался, видимо, выжидая, когда морские котики уйдут со своего излюбленного лежбища окончательно. Раз десять только в сентябре шхуна «Rose» приближалась к Тюленьему острову, но, завидя издали опасного врага, быстро поворачивала и уходила опять в море, не желая попасть в лапы «проклятого» русского крейсера, совершенно истомившего и вместе с тем озлобившего всех промышленников. С какою радостью хищники пустили бы этот крейсер ко дну, с каким восторгом насладились бы они предсмертной агонией «русских варваров», осмелившихся наложить запрет на котиковый промысел, еще недавно считавшийся общедоступным! Озлобление хищников копилось в течение целого лета. Одна мысль о возможности возвратиться домой без дорогого груза бесила их и приводила в ужасную ярость. Под впечатлением последней они подумывали даже о насильственных действиях, решившись, в случае крайности, захватить котиковое лежбище с бою. Конечно, потягаться с русским крейсером было рискованно, так как он имел две скорострельные пушки и до двадцати человек отборной, прекрасно вооруженной команды; но жажда бесшабашной наживы ослепляла хищников-промышленников, и они шли напролом, на авось, рассчитывая на случайную удачу, вполне возможную в осеннее время, когда русскому крейсеру было чрезвычайно тяжело постоянно держаться на своем сторожевом посту, вследствие свежих ветров и штормовых погод.

Солнце поднялось над горизонтом уже довольно высоко, когда шхуна «Rose» подошла к Тюленьему острову настолько близко, что котиковое лежбище оказалось на виду, словно на ладони. Шкипер внимательно оглядел его и, несмотря на свой спокойный, выдержанный характер, затрепетал от восторга, вполне в данном случае основательного. Лежбище было положительно переполнено мирно отдыхавшими морскими котиками. Тысячи животных, кроме того, играли в волнах на отмелях, ловко кувыркаясь в родной стихии и оглашая воздух ужасным ревом, слышным на далекое расстояние. Было очевидно, что котики, соблазненные сравнительно теплыми днями, не выказывали даже намерения оставить столь излюбленное лежбище. Шкипер глядел на беспечных животных жадными глазами. Он считал их уже своей собственностью. Подсчитывая в уме возможные барыши и потирая от восторга заскорузлыми ладонями, он весело семенил мускулистыми ногами, словно собираясь отхватить на палубе свой национальный танец джигу. Это радостное настроение шкипера не замедлило перейти ко всем хищникам-промышленникам, в свою очередь не спускавшим зорких глаз с оживленного котикового лежбища. Угрюмое, сосредоточенное до сих пор, состояние команды исчезло как дым, унесенный налетевшим вихрем, и сменилось общим оживлением. Суровые, заскорузлые лица прояснились и повеселели. Судовые весельчаки начали, по обыкновению, балагурить и сыпать байками, матросскими остротами, чересчур специальными и доступными только для людей, проживших среди американских подонков общества. Каждый промышленник, жадно всматриваясь в Тюлений остров, как бы предвкушал известную долю наживы, до сих пор ускользавшей из его цепких рук. По мере приближения к котиковому лежбищу оживление команды росло, и вместе с тем росло удивление хищников по поводу отсутствия «проклятого» русского крейсера. Явились всевозможные, более или менее вероятные, предположения. Одни утверждали, что «Крейсерок», испугавшись осенних штормов и предстоявших морозов, наверное, возвратился уже во Владивосток. Некоторые выражали в этом сомнение и указывали возможную кратковременную отлучку русского крейсера в залив Терпения. Явились наконец скептики, спорившие почти до бокса, что русское сторожевое судно, по всей вероятности, притаилось по другую сторону острова, на единственном якорном месте, и спокойно поджидает приближения хищнической шхуны, с целью захватить ее врасплох, раз она рискнет спуститься под ветер. Шкипер, внимательно прислушиваясь к горячему спору своих подчиненных, невольно поддался предположению скептиков и, как осторожный хищник, решил выяснить вопрос вполне обстоятельно и избежать в то же время неожиданного нападения, которое кончилось бы, несомненно, потерей шхуны, а с ней и розовых надежд на барыш и наживу. Ввиду наступающего критического момента шкипер встал на руль сам. Управляемая его опытной рукой, шхуна «Rose» повернула и пошла к северу вдоль острова, держась от последнего на почтительном расстоянии и на ветре, чтобы, в случае опасности, успеть избежать возможной погони. Обогнув высокий, надводный камень, лежавший у северной оконечности Тюленьего острова, в полутора милях от берега, шхуна вышла на вид якорного места. Оно было пусто!.. Шкипер, передав управление судном своему помощнику, схватил опять подзорную трубку и с лихорадочною поспешностью осмотрел все доступное для глаза пространство. Всюду виднелось одно только безбрежное море. Русский крейсер исчез бесследно, и котиковое лежбище, несомненно, осталось без охраны. Наконец-то!..

— Ушел во Владивосток! — радостно решил янки, чуть не захлебываясь от восторга — Право руля! — крикнул он рулевому.

Тот завертел штурвалом. Шхуна склонилась влево и быстро понеслась по ветру вдоль берега, с противоположной стороны котикового лежбища, скрывшегося за каменным плато, возвышавшимся посреди острова в виде правильного прямоугольника с отвесными почти сторонами. Верхняя часть плато, сплошь усеянная тысячами морских птиц, казалась опушенной светло-серой бахромкой. У подножия этой каменной глыбы виднелись деревянные постройки: небольшой домик и два сарая, предназначенные для вязки и соления котиковых шкур. Все эти здания были построены монопольной американской компанией для нужд промысла. Еще недавно оживленные двумя десятками алеутов-промышленников, они стояли теперь совершенно пустыми и никем не охраняемыми. Вокруг и вблизи не было видно ни одной человеческой души. Несомненно, остров был оставлен совсем, и хищникам представлялась полная свобода заняться недозволенным истреблением дорогих животных.

Вполне убедившись в отсутствии охраны, шкипер направил свою шхуну к хорошо известному месту якорной стоянки, расположенному в миле от берега. Не прошло и получаса, как загремела цепь отданного якоря. Шхуна, задержанная с носу, плавно описала кормой полукруг и остановилась, слегка покачиваясь на волнах. Промышленники, закрепив наскоро паруса, живо спустили на воду два приготовленных вельбота, уселись в них и торопливо направились к острову. На шхуне остались только трое вахтенных, которым было приказано зорко следить за горизонтом и дать вовремя знать, ружейными выстрелами, о приближении каждого более или менее подозрительного судна.