Под грязью - пустота
Шрифт:
Кирилл захрипел. Смех, не сразу понял Гаврилин.
– И все-таки лабух был прав, – с трудом произнес Кирилл.
– Музыкант.
– Музыкант, – сказал Кирилл. – Не повезло мне.
– Да? – сказал Гаврилин с иронией. Даже удивился, что у него остались еще силы на иронию.
– Не повезло. Чертов Петрович.
– Не поделили? Меня?
– Кобеля его. Кунака. Я его пристрелил. А Петрович – меня.
– Куда тебя? – спросил Гаврилин и подумал, что разговор получается глупый и нелепый.
– В
– Скорее всего, – согласился Гаврилин, – а напарника твоего я убил?
– Нолика? Нет, его Кунак порвал, можешь посмотреть возле калитки.
– Кто-то еще с тобой приехал?
– Все, больше никого. Нас трое и лесник. Все.
– Ага.
Пауза.
– Ты что теперь со мной будешь делать? – тихо спросил Кирилл.
– С тобой? – А разве что-то нужно делать, подумал Гаврилин. – С тобой…
А что, собственно…
– А ты как думаешь?
– Мочить будешь?
– Мочить…
– Решай быстрее.
– Тебе некогда?
– Сука!
Гаврилин усмехнулся:
– Сам решай.
– Что решать? Убить тебе меня или нет?
– Убить или нет, – Гаврилин говорил с трудом, преодолевая приступы слабости, смысл слов доходил до него с трудом, – убить или нет.
– Подыхать оставишь? Я же за пару часов дойду на этом морозе!
– Морозе? – Гаврилин улыбнулся, он напрочь забыл, что на дворе мороз. И сразу же стало зябко, тело начала колотить дрожь.
– Не тяни, сука, не тяни!
– Что же ты, Кирилл, уже и глаз целым достать не можешь?
– Помучить решил? Отыграться?
– Помучить? – Гаврилин задумался. – Нет, не хочу.
– Что хочешь?
– Хочу кое-что узнать.
– Спрашивай, – голос Кирилла упал до шепота, – не тяни.
– Так плохо?
– Плохо? Представь себе, что тело твое уже подохло, а мозги еще живут. У меня живот разворочен. Мне холодно. Очень холодно.
– Зачем вы приехали?
– За сержантом. Петрович позвонил…
– Все-таки был телефон…
– Сам Краб поехал за тобой в погоню, а нас послал сюда.
– Хорошо. – Гаврилин почувствовал, как начинает проваливаться в топкую темноту, прикусил губу. Стало больно и горячо. И вкус крови во рту. Темнота отступила.
– Кто-нибудь караулит выезд отсюда на трассу?
– Нет. Человек Краба есть на ментовском блок-посту возле самого города. Все?
– Почти. Почти, – Гаврилин задумался, – афганец ваш что делает?
– Кто?
– Афганец, Клоун.
– Клоун? Какой он на хрен афганец? Не был он никогда афганцем. В зоне срок он мотал, понял? Афганец…
– Срок мотал, в зоне… – Гаврилин посмотрел на небо. Звезд видно не было. Снова небо затянуло тучами.
– Мне пора, –
– Давай, – очень тихо сказал Кирилл.
– Машина ваша где?
– Сразу за забором, ключ в замке. Не тяни…
– Ладно, – Гаврилин поднял пистолет, навел его в лицо Кирилла, – ладно.
– Вот ведь обидно, – сказал вдруг Кирилл, – к семье своей так и не заехал…
– Обидно, – согласился Гаврилин, – обидно.
Выстрел. Пуля попала в лоб, тело даже не вздрогнуло. Просто на белом появилось черное отверстие.
– Обидно, – пробормотал Гаврилин, отталкиваясь от стены.
– Обидно, – прошептал Гаврилин делая шаг к калитке.
Обидно, обидно, обидно, обидно, обидно…
Оперся рукой о забор. Постоял, переводя дыхание. Холодно.
Холодно и обидно. Гаврилин толкнул калитку. Закрыто. Нашарил левой рукой засов. Потянул. Влажная кожа прилипла к вымороженному металлу.
Обидно. Гаврилин не торопясь оторвал пальцы от засова, оставляя кусочки кожи. Больно. Холодно.
Холодно и больно.
Гаврилин толкнул калитку. Она легко открылась.
Машина. Действительно, всего в нескольких метрах. Гаврилин снова посмотрел на лежащего под самыми ногами Нолика. Ему вдруг показалось, что тот шевельнулся.
Показалось. Но Гаврилин осторожно прицелился и выстрелил в Нолику в голову. Холодно.
Покрутил пистолет в руке. Выбросить? Нет, нельзя, нужно вернуть его сержанту Милякову. Обещал…
Если его не нагнал Краб. Тогда можно никого не ждать.
А он и не ждет никого. Он сам выберется. Сам. И он сдержит свои обещания. Сдержит. И свои, и обещания музыканта. Краб. Краб.
И Григорий Николаевич.
Теперь все будет легче. Просто сесть в машину. Просто завести мотор и доехать до города.
Гаврилин обошел машину. Его качало. Ничего. Теперь только сеть в машину. Только сесть в машину…
Темнота внезапно облепила лицо, клейкой массой забила легкие. Гаврилин схватился за ручку на дверце.
Земля испуганно прыгнула из-под ног. Пальцы скользнули по металлу, не удержали тело.
Обидно, подумал Гаврилин, и все померкло вокруг него.
Пальцы впились в ледяную стену. Он висел над пропастью. Сквозь ледяную корку просвечивалась поверхность скалы, изрезанная морщинами, будто лицо старухи.
Морщинистая серая кожа, залитая прозрачной слюдой. Скользкой, смертельно холодной слюдой.
Бесконечная вертикальная поверхность. Он посмотрел по сторонам. Поднял голову вверх. Холодная бесконечность. Вниз он посмотреть не решился. Достаточно было того, что ледяная стена терялась вверху, создавая впечатление бесконечной. Или и в самом деле была бесконечной?