Под игом
Шрифт:
И тут турок снял чалму, чтобы заправить внутрь болтавшийся конец.
Теперь голова и лицо башибузука были открыты, и Огнянов мог рассмотреть его как следует.
Он увидел красивое молодое лицо с широким белым лбом, на который падали густые русые кудри.
Невольно вскрикнув от удивления, Огнянов стал у окна, засунул два пальца в рот и свистнул.
Пронзительный свист огласил долину и раскатистым эхом отдался в скалах.
Башибузук, выпучив глаза, смотрел на мельницу, из которой доносился свист, и , заметив наконец Огнянова, махавшего руками, стремительно бросился бежать назад. То был Соколов. Друзья горячо обнялись.
— Бойчо, Бойчо , так ты жив, братец! Что ты тут делаешь? — кричал Соколов, растроганный до слез.
— Ну и хорош же ты, доктор, в
— Что ты тут делаешь, брат? Когда пришел?
— Ночью… Почему ты так замешкался?
— Я? — в недоумении спросил Соколов.
— Марийка тебя нашла не сразу?
— Какая Марийка?
— Как, значит, она тебя не нашла? — спросил изумленный Огнянов. — А я нынче утром послал тебе с ней записку…
— Никто меня не нашел, — ответил Соколов, — да и невозможно было меня найти.
Огнянов, удивленный, взглянул на него.
— Но как ты здесь очутился? Куда ты идешь?
— Бегу.
— Бежишь, доктор?
— Мог бы и сам догадаться по моему наряду.
— И ты в таком виде вышел из Бяла-Черквы?
— Из Бяла-Черквы я вышел ночью, а потом укрывался в Хамбаревой мельнице.
— Вот как! Значит, мы были соседями, не подозревая об этом. Чудеса, да и только!.. И Марийка куда-то запропастилась… — сказал Огнянов, в душе у которого зародилась новая тревога. — Ну, так куда же ты идешь?
— Хотел идти в горы. Только того и ждал, чтобы мне принесли паспорт и деньги. Но теперь уж мы с тобой не расстанемся. На жизнь и на смерть — вместе!.. Ах, Бойчо, Бойчо, ах, брат мой! До каких ужасов дожила наша несчастная родина! Кто бы мог подумать!
— Садись, садись, поговорим.
XII. История одного невосставшего города
Прижавшись к стене в углу, два товарища подробно рассказали друг другу о событиях, случившихся в Клисуре и Бяла-Черкве в течение последних девяти дней. Из рассказа Соколова, — точнее, из его отчета, — Огнянову все стало ясно. Он понял то, что до сих пор было для него загадкой.
Действительно, Бяла-Черква не восстала, так же как и многие другие города и села, хотя они были подготовлены к восстанию не хуже, чем она, а иные даже лучше. Установленный срок был нарушен, и преждевременная вспышка погубила все дело…
При первом же известии о клисурском восстании мнения в местном комитете разделились: одни считали, что надо только готовиться отразить нападение, не подавая для него повода, и восстать лишь в том случае, если будет прислан отряд для подкрепления; другие ратовали за то, чтобы знамя восстания было поднято немедленно и — будь что будет! Третья же точка зрения, широко распространенная среди видных горожан, была — капитулировать. В тот самый момент, когда комитет решал вопрос о поднятии знамени, капитулянты обманным путем захватили и посадили под замок в подвал попа Ставри самых горячих членов комитета — доктора, Попова и Редактора. Они же послали в К. депутацию с чорбаджи Юрданом во главе, дав ей наказ выразить покорность и верноподданнические чувства султану от имени населения Бяла-Черквы и просить о защите города.
Местные власти, — а они в те дни сами растерялись, — с радостью приняли заявление депутации и послали в Бяла-Черкву пятьдесят башибузуков с приказом отобрать у населения оружие и остаться в городе для его охраны. Вскоре во дворе конака выросла целая гора ружей, пистолетов и ятаганов. Итак, громоотвод, имя которому капитуляция, был установлен, и Бяла-Черква была спасена. Она принесла в жертву только одного человека — Марко Иванова. Его заковали в кандалы и отвезли в Пловдив — держать ответ за черешню… Кто его выдал, неизвестно.
Пять дней спустя — это было вчера — на горе появилось знамя, и снова пошли всякие разговоры да толки, снова блеснула надежда. Все волновались, разнесся слух, что несколько тысяч повстанцев идут с гор на помощь Бяла-Черкве… Этими вооруженными силами якобы командуют русские и сербские офицеры… Никто не знал наверное, откуда идет эта неожиданная помощь, — казалось, она с неба упала… Каблешков столько раз говорил о какой-то таинственной армии, готовой примчаться в указанный час, что ому поверили даже маловеры. Все радостно смотрели на знамя, реявшее на одной из балканских круч… Некоторым уже мерещились на горных склонах люди с винтовками; но это были просто кустарники. Другие, обладавшие более острым зрением, уверяли, будто они даже разглядели русских солдат, узнав их но большим мохнатым шапкам. Тогда к арестованным пришел поп Ставри и, отперев дверь, сказал:
— Грешно, чада мои, держать вас под замком. Мичо был прав. Идите поглядите, что творится в горах…
Три узника стрелой вылетели из дома. Полчаса спустя они, во главе двух десятков сапожников, захватили конак, а вместе с ним бея, оружие и власть! Город пришел в восторг. Бяла-Черква восстала! Знамя с вышитым львом — рукоделье Рады — развевалось над площадью. Но в то же самое время пришло тревожное известие, которое произвело на всех ошеломляющее впечатление: спустившийся с горных пастбищ пастух сообщил, что на Балканах никаких войск нет. А Тосун-бей уже идет к Бяла-Черкве, чтобы разрушить ее до основания! Одновременно с этим пришло другое известие, усилившее растерянность и панику. Трое клисурских повстанцев, спустившись с гор, укрылись в училище, в верхней части города. То был Кандов, раненный в руку, и с ним еще два клисурца. Старуха сторожиха поместила их на чердаке и накормила хлебом, — они двое суток питались только травами, — потом, по их просьбе, сообщила о них Бырзобегунеку, который принес им одежду, фесы и табак. Но не успели они выкурить по цыгарке, как увидели сквозь щели в крыше, что училище со всех сторон обложено турками. Бырзобегунек в это время тоже находился на чердаке. О бегстве нечего было и думать. Турки начали стрелять со двора, целясь в окна и чердак. Оба клисурца были ранены. Они спустились во двор и сдались. Их изрубили на месте. Бырзобегунек, спрыгнув во двор, двумя выстрелами ранил турка, но тотчас упал, сраженный десятками пуль. Его тоже изрубили… Один лишь Кандов не сходил с чердака. Турки навели ружья на дыру, в которой он должен был показаться. Но он не показывался. Неожиданно гнилой потолок провалился, и Кандов упал на крытую галерею. Выпрямившись во весь рост, он оперся о перила галереи и, скрестив руки на груди, закричал:
— Я готов, стреляйте!
Турки решили, что это начальник и что он сдается, — он говорил по-болгарски. И турки ждали.
— Варвары! Стреляйте! Всех болгар вам не перестрелять! — крикнул он.
Теперь они поняли.
И в ответ раздался залп из тридцати ружей по этой близкой мишени. Но ни одна пуля не задела Кандова. Он помчался по галерее, сбежал с лестницы и ринулся через двор прямо к церкви, куда дорога была открыта. Снова раздался залп, и опять впустую. Но едва Кандов ступил на церковный порог, как в него попали две пули, и он рухнул на пол… Его тоже изрубили…
После этого принялись разыскивать доктора, причем к башибузукам присоединилось много горожан. Живого или мертвого, но доктора надо было поймать, — только этим удалось бы избавить город от страшного гнева Тосун-бея. Доктор должен был пасть искупительной жертвой. Он скрывался в одном доме, но, когда стемнело, испуганный хозяин попросил его уйти немедленно… На улице Соколова заметили и стали преследовать каратели, но ему удалось оставить погоню далеко позади. Мчась по длинной Мюхлюзовой улице, он по дороге толкнулся в несколько ворот, надеясь скрыться в чьем-нибудь дворе, но все ворота были заперты, и он продолжал бежать. Добежав до площади, он увидел, что за ним охотится уже не один, а два отряда карателей; наперерез ему бежало человек десять. Тогда Соколов кинулся назад и свернул налево, на другую улицу; погоня сразу же потеряла его след, и он получил возможность остановиться на несколько секунд, чтобы перевести дух. Но опасность не уменьшалась. Он знал, что погоня не замедлит выследить его, настигнуть и пристрелить, если не на этой, то на другой улице, — ночь выдалась звездная, светлая. Попытаться бежать за город было тоже безрассудно: все выходы из него охранялись стражей. Остался лишь один путь к спасению — скрыться в доме какого-нибудь друга… К счастью, доктор вспомнил, что недалеко дом попа Димчо. Добежав до его двора, Соколов постучался в ворота. Они открылись. Навстречу беглецу вышел сам поп Димчо, член комитета.