Под кровом Всевышнего
Шрифт:
Поезд умчался, а мне было стыдно, совестно, будто я грех совершила. Эта картина и сейчас стоит перед моими глазами: на маленьком трехколесном велосипеде сидит мой кудрявый черноволосый Феденька и смотрит вдаль, ожидая свою маму. «И ты рисковала своей жизнью, не боясь оставить это дитя сиротой!» — твердил мне голос совести.
— О, Господи! Благодарю тебя за вразумление, больше такого не сделаю, — сказала я.
Когда я возвращалась домой, то действительно заставала на улице у гаража своего младшего сыночка, встречающего меня. Отец его говорил:
— Ждет тебя не дождется каждый раз! Сидит грустный и все смотрит, смотрит на дорогу — не идет ли его мамочка. А Серафим говорил:
— Только ты, мамочка, не уезжай в те дни, когда у меня контрольная работа. Если тебя нет дома, я всегда на двойку пишу.
— Почему же, сынок?
— Да, так вот, душа не на месте…
А возвращаясь из школы, он подходил к кухонному окну и через замерзшие зимой стекла показывал мне то всю пятерню, то четыре, то три своих пальца, в зависимости от оценок, которые он в тот день получил. А то и два, а как-то и один пальчик показал, огорченно потряхивая головой. «Да заходи скорее, рассказывай, радость моя!» — кричу я ему в форточку.
Но вот Серафимчик поступил в музыкальное училище, уехал жить в Москву к бабушке. При храме для отца Владимира устроили комнатку, где мой батюшка стал часто ночевать, под праздники домой уже не возвращался. «Итак, я останусь одна с двумя младшими детьми? А за стеной озлобленные соседи!». Мы закрыли дверь, и дети их к нам больше не ходили. Невозможно воспитывать было тех детей, которых родители настраивали против нас. Их мальчики лет с двенадцати перестали ходить в церковь. Они отрастили длинные волосы, как тогда было модно, руки прятали в карманы, шапки надвигали на глаза, рот завязывали на улице шарфом, харкали и плевались во все стороны. Словом, ребята хотели нам показать, что «все ваше воспитание мы презираем, делаем вам все наперекор». Когда отец Владимир видел теперь своих племянников, то давал им деньги на парикмахерскую и говорил: «Пока не пострижешься и не приведешь себя в порядок, к нам не приходи!». И они перестали к нам ходить. Слава тебе, Господи!
Хлопоты о квартире
В конце 60-х годов в Москве начали продавать кооперативные квартиры. Деньги у нас были. Я с детьми была прописана у родителей, поэтому мы имели все права на покупку новой квартиры. Прописано нас было восемь человек на три комнаты, нам требовалась дополнительная площадь. Папа мой стал усиленно «пробивать» это дело. Он предоставлял все свои документы, ордена, справки, но сначала ничего не получалось. Как только в бюро узнавали, что зять Николая Евграфовича (мой отец Владимир) имеет в Московской области свой дом, то документы папе возвращали со словами: «Пусть Ваша дочь живет с мужем и детьми за городом». — «Но дети учатся уже в Москве, — возражал папа, — они живут с нами, нам тесно!». — «Тогда пусть Ваша дочь разведется с мужем, о чем Вы нам принесете справку», — был неизменный ответ. Разводиться с мужем после двадцати лет счастливой совместной супружеской жизни, имея пятерых детей? Разводиться через суд священнику со своей женой ради внешних условий жизни? Какой позор! Никто из нас даже думать о том не желал. А иначе в кооператив не принимали. Что же делать? Будем молиться, Богу все возможно, решили мы. «В Твои руки вручаю нашу жизнь, Пречистая Дева, позаботься о нашей будущей квартире, помоги ее получить, переехать… Дай силы и благополучный исход папиным хлопотам», — взывала я к Царице Небесной.
Как-то папе удалось подать документы в один из кооперативов, их было тогда много. Оставалось внести деньги, которые хранились у моего отца. Но что-то его смущало, он колебался, хотел еще раз посоветоваться с моим супругом. Мы были в Гребневе, когда получили телеграмму от дедушки: «Документы подал, вносить ли срочно деньги?». — «Да, конечно вносить», — решили мы. Но мы не могли сами сходить на почту и ответить телеграммой, были нездоровы. Отец Владимир попросил паренька-соседа принести ему бланк. Батюшка сам его заполнил, выразив наше согласие словами: «Деньги вносить». Сосед пошел на почту, откуда в то время текст телеграммы передавали в районное почтовое отделение по телефону. Когда телефонистка диктовала подряд все написанное на бланке и дошла до текста «деньги вносить», то кто-то из присутствовавших в зале задал ей какой-то вопрос, на который она отмахнулась со словом «подожди». Это слово вошло по телефону в текст телеграммы.
Недели через две, когда мы увиделись с папой, то поздравили его с успешными хлопотами, сказав:
— Ну, наконец, и документы приняли, и ты деньги уже внес!
— Нет, ничего не получилось, — ответил огорченно мой отец, — не внес я вовремя деньги, опоздал, теперь поздно…
—— Почему? — удивились мы.
— Да вы же дали ответ телеграммой: «Деньги вносить подожди». Вот она.
Мы с батюшкой с недоумением лишь развели руками. Все мы поняли, что такова была воля Всевышнего. Значит, не угодно Господу, чтобы мы переехали в тот район. Ну, Его святая воля. Теперь, спустя тридцать лет, когда четверо моих детей имеют свои квартиры в одном отдаленном районе на северо-западе Москвы, мы ясно видим всемогущую руку Всевышнего, устраивающего нашу временную жизнь по Своему святому плану. В районе станции метро Сходненская не было храмов, но Господь помог отцу Федору возобновить храм в Тушино. И теперь все дети мои и внуки живут недалеко друг от друга, посещают этот храм во имя Преображения Господня. Подлинно, чудесной заботой о нас Пресвятой Девы полна наша временная жизнь!
А в 1968 году отец мой Николай Евграфович возобновил свои хлопоты, снова стал искать кооператив, который принял бы документы, не требуя раздела нашей семьи. Тогда я видела чудесный сон: всю ночь я с братом Николаем, убитым на фронте, работала на обширной стройке дома. Длинное здание из камня. Кругом нас цемент, песок, кирпичи. В руках у нас с Колей широкие лопаточки, которыми кладем мы раствор на камни, укладываем их, носим. И как нам весело! Мы оживленно болтаем, что-то рассказываем друг другу, обнимаемся, целуемся, как после долгой разлуки. Наконец, я говорю: «Коленька! Как хорошо мне с тобой было! Но я знаю — это сон, тебя ведь нет с нами на этом свете. Нет, ты не убеждай меня, что ты жив. Скоро ночь пройдет, настанет утро, я проснусь, и ты исчезнешь. Так уже бывало. Но я так счастлива, что повидалась с тобой. А вот папочка наш тебя и во сне не видит. Ну, ты скажи мне, братец, что мне ему передать-то от тебя?». И я услышала ответ: «Скажи папе, что стараюсь изо всей силы», — и Коля при этом показал мне на шпатель и камни, и длинный дом, который поднимался уже этажа на три над землей. На той высоте мы стояли.
Я рассказала сон Володе и папе. Отец мой сказал: «Ну, значит, скоро у вас будет в Москве квартира. Коля старается!». Не прошло и полгода, как мы переехали с семьей в Москву, на Планерную улицу. Получилось это так.
Кооперативная квартира
Вышло новое постановление о кооперативных квартирах. Если до 1967 года покупатели квартир оплачивали только полезную площадь, то с июля 1967 года покупатели должны были оплачивать и те метры площади, которые приходились на кухню, ванную, санузел и т.п., так что квартиры сразу сильно подорожали. Потребовали дополнительные взносы. Многие, не имевшие лишних денег, стали выходить из кооператива, отказываясь от подорожавших квартир, забирая назад прежние денежные взносы. Строительство должно было продолжаться, правление кооператива стало искать новых покупателей. Вот тут-то и вспомнили про отца моего, профессора Пестова, которому прежде сами возвратили документы, требуя развода его дочери с мужем-священником. Папу вызвали в правление и научили сами, как писать в документах о семье: «Вступайте в кооператив Вы с супругой, а дочери оставьте старую квартиру. Ни словом не упоминайте о муже дочери, как будто его совсем нет. В паспорте у Вашей дочери записано много детей, так что старую трехкомнатную квартиру мы можем оставить на имя Соколовой Н.Н. Ведь Вам важно получить добавочную площадь? Вносите деньги, покупайте метры. А уж как вы в дальнейшем расселитесь по двум квартирам — это ваше семейное дело, нас оно не касается».
Папа поблагодарил за совет. Он попросил четырехкомнатную квартиру, намереваясь поселить в ней вместе с собой и бабушкой двух старших внуков. Пришли к общему согласию. Я с отцом поехала посмотреть дом и район, где он строится.
К своему удивлению я обнаружила длинную стройку уже в три этажа, как я и видела во сне. В октябре мы уже получили ордер на квартиру. Мы поехали смотреть ее с батюшкой и всеми детьми. Грязь в туалете и ванной не затмила нашей радости. Мы энергично взялись за совки, ведра, щетки, которые намеренно привезли с собой. Главное, отопление было уже включено, на кухне горел газ, в воде нужды не было. Отмыв раковины, полы и окна, мы пустились в обратный путь.
Уже стемнело. Вокруг дома была непролазная грязь, трудно было найти дорожку к автобусу. Но мое сердце ликовало: «Скоро я перестану таскать дрова и уголь, всю ночь смогу спать и не думать об отоплении!». А мой батюшка был мрачен. Он не хотел, чтобы мы все оставляли гребневский дом и переезжали в Москву. Но трое старших детей с сентября месяца уже жили в Москве у наших старичков. Сам батюшка тоже под праздники часто ночевал при храме, где ему (наконец-то!) выделили уголок. В Гребневе жила одна я с Любой и Федей. Да, батюшка мой еще не знал, как я тяжело болею. На мою постоянную слабость и белый цвет кожи он не обращал внимания. Однако судьба была на моей стороне. Пришел наш шофер Тимофеич и объявил, что уходит. Он думал, что мы будем шокированы его заявлением, что добавим ему зарплату и будем просить оставаться шофером нашей машины. Но накануне мы получили ордер на квартиру и решили, что поскольку впредь в своей «Волге» нуждаться не будем, то расстаемся с Тимофеичем.