Под крылом Ангела
Шрифт:
— Ну, напугала! — усмехнулась Виктория, полагая, что пистолет игрушечный. — Пугачом хорош махать, тетя!
— Он настоящий! — угрюмо бросил Чувалов.
— Да ладно! — не поверила Виктория.
Чувалов хмыкнул:
— Точно говорю! И не советую проверять, дамочка! А то шубу испортишь.
Виктория пригляделась к орудию возмездия в руках Марианны и, судя по всему, сделала правильные выводы.
— Пистолет настоящий, говорите? Гм… Только вот шубу мне портить не надо. Я готова взять свои слова обратно. Извинения принимаются?
Бася
До сего дня, а вернее ночи, она считала себя оптимисткой и верила, что законченно патовых ситуаций, ну так, чтобы совсем не было выхода, не бывает. Выход всегда есть, даже два, особенно если вас съели, ха-ха-ха!
А вот теперь, она, кажется, засомневалась в правильности этих оптимистичных истин, потому что ситуация теперь та самая, отвратительнее некуда.
Вот живете вы и даже что-то такое о себе думаете: мол, взрослый, уважаемый человек, при статусе и не обделенный славой, и вдруг судьба вам — раз, наплевав на ваш солидный возраст, статус и славу — хрясь! — и по морде! Или щелчка по носу. И вы стоите оплеванный, что-то жалко лепечете и возмущаетесь: «Да как же так?! Да за что?! Да почему?!»
А нипочему. По качану. По тыкве. По свекле. И еще раз, чтобы наверняка. Вот у Баси сегодня как раз такой случай, из разряда «чтобы наверняка».
«Какой Эд подонок! — думала она. — И зачем он признался! Лучше бы я ничего не знала. Его слова в меня вошли, как разрывная пуля, в смысле, мне теперь всю жизнь этой правдой мучиться. Хотя лучше уж так! А то глядишь, продолжала бы пребывать в неведении и дальше от любви захлебывалась бы соплями — розовыми, как Марианна любит. А я-то, дура, подвывала: „Вот было счастье, огромное, фантастическое, за которое и жизнью заплатить не жалко!“ Окстись, идиотка, за что платить, когда вместо драгоценности подсунули фальшивку? Дешевую подделку! Да ведь я сама его себе придумала, все придумала! И весь мой роман с Эдом был не чем иным, как придуманным литературным романом, в том смысле, что к действительности имел так же мало отношения!»
Бася постаралась взглянуть на Эда отвлеченно, как будто увидела в первый раз. Она рассматривала его, как породистого пса или предмет интерьера:
«Ну, давай, откинь прочь эмоции и сопли, взгляни на него бес-при-страст-но (если ты, конечно, на это способна!). Ну и чем он тебя прельстил, глупая курица?»
Она почему-то чувствовала злость и сильную потребность ругать себя.
Смазливый, конечно, зараза, этого не отнимешь! Морда — прямо загляденье, чудо чудное, диво дивное. И пластика удивительная, и продуманность жестов! С какого ракурса и плана ни снимай — все одно хорош! Как будто выписывали долго и тщательно. Ну очень качественно сделанный мужчина. Однако же вот недоработка природы — тщательно потрудившись над внешностью, она все же схалтурила, не доработала, вложив ему в брендовые, отутюженные штаны мало брутальности… А в то, что повыше — душу? голову? ну неважно куда, — вообще позабыла добавить чувство ответственности и прочие другие добрые чувства к ближнему, то есть ближней: женщине, которая рядом.
Красавчик… Настоящий метросексуал: тщательно делает маникюр, корректирует форму бровей и носки подбирает не абы какие — а с брендовыми значочками.
И уж так любит себя, так собой любуется!
Не дай бог полюбить такого… Скучно с таким мужчиной и кисло… И когда-нибудь захочется придушить его брендовым носочком. И вот все это зная, понимая или хотя бы смутно догадываясь об этом, ты (курица! идиотка!) тем не менее очаровалась подобным обманом, миражом, поддельным бутылочным стеклышком!
От раздумий о мужской природе вообще и самовлюбленной Эдуарда в частности Басю отвлек Иван.
Спросил участливо, как она.
— Такое ощущение, что я открыла шкаф, а оттуда посыпалась тьма скелетов! — ответила Бася.
Иван сочувственно улыбнулся.
Между тем скелеты из шкафов Барбары бурно выясняли отношения.
Марианна, конечно, никаких извинений от Виктории принять не пожелала, а услышав холодное предупреждение Мурановской насчет того, что стрелять в нее категорически запрещается и она категорически советует не портить ее шубу, еще больше разъярилась — буквально до того, что приказала Виктории шубу снять.
Та поколебалась с минуту, но, взглянув в круглые, практически бездонные глаза Марианны, молча сняла и протянула ей свои роскошные меха.
Марианна возликовала, бросила шубу на пол и полила ее шампанским, после чего рассмеялась, как довольный ребенок, осквернила шубу остатками винегрета и выдавила на нее тюбик майонеза.
Завершила Марианна акт вандализма, торжественно возложив на изгаженную верхнюю одежду соперницы соленый огурец.
— Так будет с каждой! — объявила Марианна, победно потрясая пистолетом.
В этот, наверное, самый неподходящий момент, в гости к Барбаре пришли (вот так им не повезло!) Зоя с Павликом.
Праздничная ночь была в самом разгаре. Кое-кто на крыше Зимнего дворца (скажем по секрету, это был Воин) заметил с явным неодобрением:
— Главное — пережить новогоднюю ночь. Терпеть не могу человеческие праздники. Музыка! Шум! Суета! Некоторые нажираются до неприличия, потом утром дворникам за ними убирать. Никакого покоя!
Нимфа снисходительно улыбнулась:
— Не будь таким злым — это их любимый праздник!
Глава 17
МНОГО ТОРЖЕСТВЕННЫХ СЦЕН
Зоя не без удивления разглядывала гостей и общий разгром гостиной.
— С Новым годом, малыш! — Барбара обняла ее и недовольно покосилась на Павлика: его здесь только не хватало!
Павел молчал и растерянно озирался — увиденное несколько отличалось от картины, которую он живописал в воображении и которая причиняла ему боль: Барбара и артист сидят за столом, пьют шампанское. Нет! Лежат в постели и пьют шампанское.