Ты – принцесса из царства не светского,Он – твой рыцарь, готовый на все…О, как много в вас милого, детского,Как понятно мне счастье твое!В светлой чаще берез, где просветамиГолубеет сквозь листья вода,Хорошо обменяться ответами,Хорошо быть принцессой. О да!Тихим вечером, медленно тающим,Там, где сосны, болото и мхи,Хорошо над костром догорающимГоворить о закате стихи;Возвращаться опасной дорогоюС соучастницей вечной – луной,Быть принцессой лукавой и строгоюЛунной ночью, дорогой лесной.Наслаждайтесь весенними звонами,Милый рыцарь, влюбленный, как паж,И принцесса с глазами зелеными, —Этот миг, он короткий,
но ваш!Не смущайтесь словами нетвердыми!Знайте: молодость, ветер – одно!Вы сошлись и расстанетесь гордыми,Если чаши завидится дно.Хорошо быть красивыми, быстрымиИ, кострами дразня темноту,Любоваться безумными искрами,И, как искры, сгореть – на лету!Таруса, лето 1908
Мирок
Дети – это взгляды глазок боязливых,Ножек шаловливых по паркету стук,Дети – это солнце в пасмурных мотивах,Целый мир гипотез радостных наук.Вечный беспорядок в золоте колечек,Ласковых словечек шепот в полусне,Мирные картинки птичек и овечек,Что в уютной детской дремлют на стене.Дети – это вечер, вечер на диване,Сквозь окно, в тумане, блестки фонарей,Мерный голос сказки о царе Салтане,О русалках-сестрах сказочных морей.Дети – это отдых, миг покоя краткий,Богу у кроватки трепетный обет,Дети – это мира нежные загадки,И в самих загадках кроется ответ!
Сереже
Ты не мог смирить тоску свою,Победив наш смех, что ранит, жаля.Догорев, как свечи у рояля,Всех светлей проснулся ты в раю.И сказал Христос, отец любви:«По тебе внизу тоскует мама,В ней душа грустней пустого храма,Грустен мир. К себе ее зови».С той поры, когда желтеет лес,Вверх она, сквозь листьев позолоту,Все глядит, как будто ищет что-тоВ синеве темнеющих небес.И когда осенние цветыЛьнут к земле, как детский взгляд без смеха,С ярких губ срывается, как эхо,Тихий стон: «Мой мальчик, это ты!»О, зови, зови сильней ее!О земле, где всё – одна тревогаИ о том, как дивно быть у Бога,Всё скажи, – ведь дети знают все!Понял ты, что жизнь иль смех, иль бред,Ты ушел, сомнений не тревожа…Ты ушел… Ты мудрый был, Сережа!В мире грусть. У Бога грусти нет!
Самоубийство
Был вечер музыки и ласки,Все в дачном садике цвело.Ему в задумчивые глазкиВзглянула мама так светло!Когда ж в пруду она исчезлаИ успокоилась вода,Он понял – жестом злого жезлаЕе колдун увлек туда.Рыдала с дальней дачи флейтаВ сияньи розовых лучей…Он понял – прежде был он чей-то,Теперь же нищий стал, ничей.Он крикнул: «Мама!», вновь и снова,Потом пробрался, как в бреду,К постельке, не сказав ни словаО том, что мамочка в пруду.Хоть над подушкою икона,Но страшно! – «Ах, вернись домой!»…Он тихо плакал. Вдруг с балконаРаздался голос: «Мальчик мой!»……………………….В изящном узеньком конвертеНашли ее «прости»: «ВсегдаЛюбовь и грусть – сильнее смерти».Сильнее смерти… Да, о да!..
В люксембургском саду
Склоняются низко цветущие ветки,
Фонтана в бассейне лепечут струи,
В тенистых аллеях всё детки, всё детки…
О детки в траве, почему не мои?
Как будто на каждой головке коронка
От взоров, детей стерегущих, любя.
И матери каждой, что гладит ребенка,
Мне хочется крикнуть: «Весь мир у тебя!»
Как бабочки девочек платьица пестры,
Здесь ссора, там хохот, там сборы домой…
И шепчутся мамы, как нежные сестры:
«Подумайте, сын мой…» – «Да что вы! А мой…»
Я женщин люблю, что в бою не робели,
Умевших и шпагу держать, и копье, —
Но знаю, что только в плену колыбели
Обычное – женское – счастье мое!
<1909–1910>
Памяти Нины Джаваха
Всему внимая чутким ухом,– Так недоступна! Так нежна! —Она была лицом и духомВо всем джигитка и княжна.Ей все казались странно-грубы:Скрывая взор в тени углов,Она без слов кривила губыИ ночью плакала без слов.Бледнея, гасли в небе зори,Темнел огромный дортуар;Ей снилось розовое ГориВ тени развесистых чинар…Ах, не растет маслины веткаВдали от склона, где цвела!И вот весной раскрылась клетка,Метнулись в небо два крыла.Как восковые – ручки, лобик,На бледном личике – вопрос.Тонул нарядно-белый гробикВ волнах душистых тубероз.Умолкло сердце, что боролось…Вокруг лампады, образа…А был красив гортанный голос!А были пламенны глаза!Смерть окончанье – лишь рассказа,За гробом радость глубока.Да будет девочке с КавказаЗемля холодная легка!Порвалась тоненькая нитка,Испепелив, угас пожар…Спи с миром, пленница-джигитка,Спи с миром, крошка-сазандар.Как наши радости убогиДуше, что мукой зажжена!О да, тебя любили боги,Светло-надменная княжна!Москва, Рождество 1909
На скалах
Он был синеглазый и рыжий(Как порох во время игры!),Лукавый и ласковый. Мы жеДве маленьких русых сестры.Уж ночь опустилась на скалы,Дымится над морем костер,И клонит Володя усталыйГоловку на плечи сестер.А сестры уж ссорятся в злобе:«Он – мой!» – «Нет – он мой!» – «Почему ж?»Володя решает: «Вы обе!Вы – жены, я – турок, ваш муж».Забыто, что в платьицах дыры,Что новый костюмчик измят.Как скалы заманчиво-сыры!Как радостно пиньи шумят!Обрывки каких-то мелодийИ шепот сквозь сон: «Нет, он мой!»– «Домой! Ася, Муся, Володя!»– Нет, лучше в костер, чем домой!За скалы цепляются юбки,От камешков рвется карман.Мы курим – как взрослые – трубки,Мы – воры, а он атаман.Ну, как его вспомнишь без боли,Товарища стольких побед?Теперь мы большие и болеНе мальчики в юбках, – о нет!Но память о нем мы уносимНа целую жизнь. Почему?– Мне десять лет было, ей восемь,Одиннадцать ровно ему.
Дама в голубом
Где-то за лесом раскат грозовой,Воздух удушлив и сух.В пышную траву ушел с головойМаленький Эрик-пастух.Темные ели, клонясь от жары,Мальчику дали приют.Душно… Жужжание пчел, мошкары,Где-то барашки блеют.Эрик задумчив: – «Надейся и верь,В церкви аббат поучал.Верю… О Боже… О, если б теперьКолокол вдруг зазвучал!»Молвил – и видит: из сумрачных чащДама идет через луг:Легкая поступь, синеющий плащ,Блеск ослепительных рук;Резвый поток золотистых кудрейЗыблется, ветром гоним.Ближе, все ближе, ступает быстрей,Вот уж склонилась над ним.– «Верящий чуду не верит вотще,Чуда и радости жди!»Добрая дама в лазурном плащеКрошку прижала к груди.Белые розы, орган, торжество,Радуга звездных колонн…Эрик очнулся. Вокруг – никого,Только барашки и он.В небе незримые колоколаПели-звенели: бим-бом…Понял малютка тогда, кто былаДама в плаще голубом.
Акварель
Амбразуры окон потемнели,Не вздыхает ветерок долинный,Ясен вечер; сквозь вершину елиКинул месяц первый луч свой длинный.Ангел взоры опустил святые,Люди рады тени промелькнувшей,И спокойны глазки золотыеНежной девочки, к окну прильнувшей.
Сказочный Шварцвальд
Ты, кто муку видишь в каждом миге,Приходи сюда, усталый брат!Все, что снилось, сбудется, как в книге —Темный Шварцвальд сказками богат!Все людские помыслы так мелкиВ этом царстве доброй полумглы.Здесь лишь лани бродят, скачут белки…Пенье птиц… Жужжание пчелы…Погляди, как скалы эти хмуры,Сколько ярких лютиков в траве!Белые меж них гуляют курыС золотым хохлом на голове.На поляне хижина-игрушкаМирно спит под шепчущий ручей.Постучишься – ветхая старушкаВыйдет, щурясь от дневных лучей.Нос как клюв, одежда земляная,Золотую держит нить рука, —Это Waldfrau, бабушка лесная,С колдовством знакомая слегка.Если добр и ласков ты, как дети,Если мил тебе и луч, и куст,Все, что встарь случалося на свете,Ты узнаешь из столетних уст.Будешь радость видеть в каждом миге,Всё поймешь: и звезды, и закат!Что приснится, сбудется, как в книге, —Темный Шварцвальд сказками богат!
Наши царства
Владенья наши царственно-богаты,Их красоты не рассказать стиху:В них ручейки, деревья, поле, скатыИ вишни прошлогодние во мху.Мы обе – феи, добрые соседки,Владенья наши делит темный лес.Лежим в траве и смотрим, как сквозь веткиБелеет облачко в выси небес.Мы обе – феи, но большие (странно!)Двух диких девочек лишь видят в нас.Что ясно нам – для них совсем туманно:Как и на всё – на фею нужен глаз!Нам хорошо. Пока еще в постелиВсе старшие, и воздух летний свеж,Бежим к себе. Деревья нам качели,Беги, танцуй, сражайся, палки режь!..Но день прошел, и снова феи – дети,Которых ждут и шаг которых тих…Ах, этот мир и счастье быть на светеЕще невзрослый передаст ли стих?<1909–1910>
