Под лаской плюшевого пледа…

Цветаева Марина

Дикая воля

Я люблю такие игры,Где надменны все и злы.Чтоб врагами были тигрыИ орлы!Чтобы пел надменный голос:«Гибель здесь, а там тюрьма!»Чтобы ночь со мной боролась,Ночь сама!Я несусь, – за мною пасти,Я смеюсь – в руках аркан…Чтобы рвал меня на частиУраган!Чтобы все враги – герои!Чтоб войной кончался пир!Чтобы в мире было двое:Я и мир!<1909–1910>

Гимназистка

Я

сегодня всю ночь не уснуОт волшебного майского гула!Я тихонько чулки натянулаИ скользнула к окну.Я – мятежница с вихрем в крови,Признаю только холод и страсть я.Я читала Бурже: нету счастьяВне любви!«Он» отвержен с двенадцати лет,Только Листа играет и Грига,Он умен и начитан, как книга,И поэт!За один его пламенный взглядНа колени готова упасть я!Но родители нашего счастьяНе хотят…

Тройственный союз

У нас за робостью лицаСкрывается иное.Мы непокорные сердца.Мы молоды. Нас трое.Мы за уроком так тихи,Так пламенны в манеже.У нас похожие стихиИ сны одни и те же.Служить свободе – наш девиз,И кончить, как герои.Мы тенью Шиллера клялись.Мы молоды. Нас трое.

Только девочка

Я только девочка. Мой долгДо брачного венцаНе забывать, что всюду – волкИ помнить: я – овца.Мечтать о замке золотом,Качать, кружить, трястиСначала куклу, а потомНе куклу, а почти.В моей руке не быть мечу,Не зазвенеть струне.Я только девочка, – молчу.Ах, если бы и мне,Взглянув на звезды, знать, что тамИ мне звезда зажглась,И улыбаться всем глазам,Не опуская глаз!<1909–1910>

Не на радость

«Мы с тобою лишь два отголоска…»

Мы с тобою лишь два отголоска:Ты затихнул, и я замолчу.Мы когда-то с покорностью воскаОтдались роковому лучу.Это чувство сладчайшим недугомНаши души терзало и жгло.Оттого тебя чувствовать другомМне порою до слез тяжело.Станет горечь улыбкою скоро,И усталостью станет печаль.Жаль не слова, поверь, и не взора, —Только тайны утраченной жаль!От тебя, утомленный анатом,Я познала сладчайшее зло.Оттого тебя чувствовать братомМне порою до слез тяжело.

Путь креста

Сколько светлых возможностей ты погубил, не желая.Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд.Лучезарного дня после стольких мучений ждала я,Получила лишь крест.Что горело во мне? Назови это чувство любовью,Если хочешь, иль сном, только правды от сердца не скрой:Я сумела бы, друг, подойти к твоему изголовьюОсторожной сестрой.Я кумиров твоих не коснулась бы дерзко и смело,Ни любимых имен, ни безумно-оплаканных книг.Как больное дитя я тебя б убаюкать сумелаВ неутешенный миг.Сколько светлых возможностей, милый, и сколько смятений!Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд…Но во имя твое я без слез – мне свидетели тени —Поднимаю свой крест.

Памятью сердца

Памятью сердца – венком незабудокЯ окружила твой милый портрет.Днем утоляет и лечит рассудок,Вечером – нет.Бродят шаги в опечаленной зале,Бродят и ждут, не идут ли в ответ.«Все заживает», мне люди сказали…Вечером – нет.

В раю

Воспоминанье слишком давит плечи,Я о земном заплачу и в раю,Я старых встреч при нашей новой встречеНе утаю.Где сонмы ангелов летают стройно,Где арфы, лилии и детский хор,Где всё покой, я буду беспокойноЛовить твой взор.Виденья райские с усмешкой провожая,Одна в кругу невинно-строгих дев,Я буду петь, земная и чужая,Земной напев!Воспоминанье слишком давит плечи,Настанет миг – я слез не утаю…Ни здесь, ни там, – нигде не надо встречи,И не для встреч проснемся мы в раю!<1911–1912>

Последняя встреча

О, я помню прощальные речи,Их шептавшие помню уста.«Только чистым даруются встречи.Мы увидимся, будь же чиста».Я учителю молча внимала.Был он нежность и ласковость весь.Он о «там» говорил, но как малоЭто «там» заменяло мне «здесь»!Тишина посылается роком, —Тем и вечны слова, что тихи.Говорил он о самом глубоком,Баратынского вспомнил стихи;Говорил о игре отражений,О лучах закатившихся звезд…Я не помню его выражений,Но улыбку я помню и жест.Ни следа от былого недуга,Не мучительно бремя креста.Только чистые узрят друг друга, —Мой любимый, я буду чиста!

На заре

Их души неведомым счастьемБаюкал предутренний гул.Он с тайным и странным участьемВ их детские сны заглянул.И, сладким предчувствием раненКаких-то безудержных гроз,Спросил он, и был им так страненЕго непонятный вопрос.Оне, притаясь, промолчалиИ молча порвали звено…За миг бесконечной печалиДа будет ему прощено!

«И уж опять они в полуистоме…»

И уж опять они в полуистомеО каждом сне волнуются тайком;И уж опять в полууснувшем домеВедут беседу с давним дневником.Опять под музыку на маленьком диванеЗвенит-звучит таинственный рассказО рудниках, о мертвом караване,О подземелье, где зарыт алмаз.Улыбка сумерок, как прежде, в окна льется;Как прежде, им о лампе думать лень;И уж опять из темного колодцаВстает Ундины плачущая тень.Да, мы по-прежнему мечтою сердце лечим,В недетский бред вплетая детства нить,Но близок день, – и станет грезить нечем,Как и теперь уже нам нечем жить!