Под личиной
Шрифт:
Когда показались строения больницы (или санатория), где он работал дворником, по его лицу, пылающему горячечным возбуждением, пробежала тень. Посуровев и застегнув куртку на все пуговицы, дворник быстро забрался на забор, прошел по бревну, и спустя считанные секунды очутился на территории учреждения.
Там он сгорбился, из-за чего визуально стал ниже сантиметров на десять, опустил голову, и медленными шаркающими шагами направился в свою невзрачную обитель.
Снующие по двору сотрудники учреждения, казалось, не замечали дворника. Никто с ним не поздоровался, никто не сказал доброго слова, никто даже не взглянул в его сторону. Создавалось впечатление, что по двору идет человек-невидимка.
Однако, такое невнимание к себе со стороны, скажем так, сослуживцев совершенно не удивляло и не обижало дворника. Он их просто не замечал. Казалось, что двор учреждения был для него безжизненной пустыней.
Очутившись в своем жилище, дворник закрыл дверь на щеколду, снял куртку, и уселся на коврик, подогнув под себя ноги. Положив руки на колени, он закрыл глаза, и погрузился в состояние, похожее на гипнотический транс.
Прошел час, другой… Дворник был недвижим и почти бездыханен. Несмотря на полную неподвижность, его фигура излучала мистическая силу и свирепость. Железный торс дворника, перевитый рельефными закаменевшими мышцами, напоминал изваяние демона.
За тонкими дощатыми стенами сторожки слышались голоса, шаги, шум ветра, но внутри ее царила неправдоподобно жуткая тишина. Казалось, что в этом крохотном замкнутом пространстве не только умерла жизнь, но и остановилось время.
Андрей
Его избивали руками и ногами, долго и сосредоточенно, но без особой злобы – словно исполняли рутинную ежедневную повинность. Он даже не пытался выбраться из круга, так как знал, что это бесполезно.
Юношу предупреждали о возможном развитии событий, но он не внял голосу здравого рассудка. И не только из-за упрямства, которым отличался всегда. Он был влюблен – и этим все сказано.
Она жила неподалеку от самого бандитского микрорайона города, Вощанки. Отсюда в основном рекрутировались и бойцы мафиозных группировок, и рядовой состав городской милиции. А в конечном итоге и контингент местной исправительно-трудовых колоний, куда регулярно отправляли как первых, так и вторых – по какой-либо причине несостоявшихся стражей общественного порядка.
Короче говоря, Вощанка была не тем местом, где царили любовь, доброта и справедливость.
Но кто может похвалиться разумностью и целесообразностью своих поступков и устремлений, когда на дворе в полном разгаре весна, а в кармане лежит недавно полученный паспорт?
Он лежал на земле, свернувшись клубком и обхватив голову руками, даже не помышляя о сопротивлении.
Их было много, чересчур много, – не менее десятка.
Будучи от природы прагматиком, он знал наверняка, чем может обернуться для него даже намек на сопротивление. А потому приходилось уповать на упругость тренированных мышц (он занимался гимнастикой) и надеяться на неписаный закон этой дикой окраины.
Закон гласил, что главная экзекуция, нередко заканчивающаяся трагическим исходом, могла состояться только после третьего и последнего предупреждения. Пока он получал второе – в весьма доходчивой форме.
Неожиданно его оставили в покое. Как ему мыслилось, подозрительно рано. Не решаясь встать на ноги, он слегка приоткрыл уши, которые берег особенно тщательно, и прислушался.
Вокруг него дрались, это он понял по брани и воплям. И драка явно была не шуточной. Ему даже послышался хруст сломанных костей.
Кто бы это мог быть? – подумал он, и с трудом поднял веки, отяжелевшие от пыли. Решив, что, скорее всего, в Вощанку пожаловали соседи из Дмитровки, облегченно вздохнул. Теперь его истязателям будет не до забавы, мелькнула в голове злорадная мыслишка.
Дмитровская братва никогда не упускала случая пощипать вощанских. Нередко подростки обеих микрорайонов ходили и стенка на стенку.
В таких случаях на место побоища выезжал в полном составе не только городской ОМОН, но и полк патрульно-постовой службы. Потому что драчунов насчитывалось не менее сотни, и все они были вооружены кто чем: цепями, железными прутьями, кусками толстых освинцованных кабелей, кастетами, нунчаками, заточками, ножами и даже самодельными стволами.
Драка закончилась на удивление быстро. Раздался свист, затем топот многочисленных ног, и в темном переулке, освещенном двумя тусклыми фонарями, воцарилась тишина.
– Вставай, парнишка, хватит отлеживаться, – раздался тихий, немного хрипловатый мужской голос, и сильные руки помогли ему подняться на ноги. – Сам дойдешь или помочь?
– Дойду… – ответил он – и невольно охнул, сделав шаг.
– Ребра целы?
– Не знаю…
Он только теперь разглядел своего спасителя. Перед ним стоял тощий невзрачный мужичок в линялой безрукавке. При неверном свете уличного фонаря казалось, что его лицо состояло из одних морщин и костей, туго обтянутых темной кожей. В руках он держал обрезок трубы.
Перехватив взгляд юноши, мужичок коротко засмеялся и бросил трубу в темный скверик.
– Немного порезвился, – сказал он, предупредив вопрос парня. – Легкая разминка перед сном.
"Ничего себе разминка, – подумал юноша, пораженный до глубины души. – Ведь ему запросто могли "перо" в бок воткнуть – и поминай, как звали". Подумал, но свои мысли оставил при себе. Лишь поблагодарил, скупо обронив единственное слово:
– Спасибо…
– А ты немногословен, – то ли похвалил парня, то ли удивился его сдержанности мужичок.
Подросток смутился и молча пожал плечами. А затем попытался продолжить свой путь. Но ноги почему-то стали ватными, непослушными. Похоже, ему и впрямь здорово досталось.
Только теперь он почувствовал боль во всем теле. Особенно болели мышцы рук, которыми он закрывал голову, и спина: те, что его били, старались попадать по почкам.
– Ты где живешь, мил дружочек?
Мужичок заботливо поддержал юношу под локоть.
Юноша, немного поколебавшись, ответил.
– Далековато…
Мужичок на мгновение задумался; а затем, приняв какое-то решение, предложил: