Под личиной

Гладкий Виталий Дмитриевич

Андрей не послушался умного совета. Он просто не мог послушаться. Его влечение к Алине было неподконтрольно здравому смыслу. В конечном итоге Андрея все-таки поймали в темном переулке, хотя он и старался быть предельно осторожным.

– Пойду. Мне пора. Спасибо вам… за все. – Андрей поднялся.

– Я провожу тебя. Так сказать, во избежание…

– Не нужно, – самую малость поколебавшись, твердо ответил Андрей.

Он не был уверен, что те, кто его избивал, не поджидают сорвавшегося с крючка фраера в какой-нибудь подворотне. Вощанские всегда отличались

злопамятностью и бульдожьей цепкостью. Но согласиться на предложение Дрозда ему не позволяла гордость.

– Тогда вызовем такси. Через пять минут машина будет у подъезда.

– Я лучше пешком…

Дрозд внимательно посмотрел на смущенного Андрея и с пониманием улыбнулся.

– Ясно, – сказал он и достал портмоне. – Меняю свои седины вместе с богатой мошной на твою молодость и пустые карманы. Держи полста. Этого вполне хватит, чтобы проехать город из одного конца в другой. И никаких возражений! Это не спонсорская помощь. Даю в долг. Когда-нибудь вернешь. Я готов ждать хоть сто лет.

Дрозд снова показал свои крепкие белые зубы в веселой улыбке.

– Будем считать, что я застраховался, – сказал он. – А это значит, что мне обязательно нужно дождаться конца страхового срока.

– Я отдам. Честное слово!

– А я в этом и не сомневаюсь. Но не шибко торопись. Это дурной знак.

– Почему?

– Некоторые, чтобы долго жить, покупают себе заранее место на кладбище и даже надгробие. Есть такое поверье. А я коллекционирую должников. Появляется, знаешь ли, смысл в жизни. Очень уж хочется получить на исходе лет долги, собрать друзей-приятелей, а также всех остальных, которые числятся в доброжелателях, и закатить последний пир. Эдакий шикарный сабантуй. Чтобы всего было вдоволь. Все веселее будет дорога в мир иной.

– А как быть с теми, кто долг не возвратит? Ведь такое случается…

– И чаще, чем хотелось бы. Как там сказано в святом писании? "И остави нам долги наша, яко же и мы оставляем должникам нашим". Одни будут в открытую веселиться на прощальном пиру, а другие – втихомолку, под одеялом; это когда я копыта откину. Ведь в таком случае долг будет считаться погашенным. А мне будет вдвойне приятно, что моя кончина окажется для многих сплошным весельем.

Может, на том свете зачтется.

По и так темному лицу Дрозда неожиданно пробежала тень. Но он омрачился только на короткий миг.

Спустя минуту Дрозд снова балагурил и ерничал, провожая Андрея к такси.

Хороший человек, вспоминая своего спасителя, думал с благодарностью юноша, когда машина везла его по оживленным, несмотря на достаточно позднее время, городским улицам – сегодня была суббота.

И все же непонятное беспокойство, угнездившись где-то в подсознании, мелкими булавочными уколами шпыняло возбужденный мозг.

Лишь когда такси свернуло под арку во двор дома, где жил Андрей, он вдруг понял, что его несколько смутило в облике с виду добродушного Дрозда.

Глаза. Голубовато-серые, белесые, они иногда покрывались тонким прозрачным льдом, сквозь который, как из замерзшего речного омута, время от времени проглядывала холодная расчетливая жестокость.

Волкодав

Если в книге судеб кому-то написано служить вышибалой в баре, то он может нацепить пенсне не только на нос, но и на заднее место, однако профессором все равно не станет. Когда в голове некоего индивидуума извилины построены в армейские шеренги, то хоть винтом завейся, а в зигзаги и петли свободного предпринимательства они не превратятся.

И вообще – на хрен я связался с этим бизнесом!?

– Вам чай или кофе?

Медоточивый голос секретарши вернул меня в реальный мир, заставив вздрогнуть. Немалым усилием воли задавив в зародыше внезапно возникшее раздражение, я ответил:

– Или…

– Простите, не поняла…

Я нехотя оторвал взгляд от столешницы и посмотрел на доморощенную Кассандру. [3] Вообще-то, в миру ее звали Марьей, но своим даром предвидения она ни в коей мере не уступала древнегреческой пророчице.

3

Кассандра – в греческой мифологии предсказательница, которой никто не верил.

Увы, я тоже не прислушивался к умным советам Марьи. А жаль. Уж в чем-чем, а в людях она разбиралась, дай Бог каждому. В отличие от меня.

– Лучше принеси мне пистолет, – буркнул я, тяжело вздохнув. – Пуля в лоб – и все дела. И больше никаких забот. Ни тебе шустрых дельцов, которые так и норовят обвести ближнего вокруг пальца, ни налоговых инспекторов, способных за один заход ободрать фирму как липку.

– Тогда вам нужен короткий японский меч, – невозмутимо посоветовала Марья; при этом на ее очень даже симпатичном бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул.

– Это почему? – спросил я не без интереса.

– Чтобы уйти из жизни достойно, сделав харакири. Как японский самурай. И нужно пригласить телевидение.

– А это еще зачем?

– В таком случае ваша смерть не будет напрасной.

– Нет ничего более бесполезного и напрасного, чем человеческая жизнь, – назидательно изрек я с мрачной миной на лице. – Это во-первых. А во-вторых, почему ты считаешь, что я должен умереть перед объективами телекамер? Хочешь сказать, что на миру и смерть красна?

– Отнюдь. Просто я знаю один ваш недостаток, который, кстати, среди нормальных людей считается достоинством.

– Марья Казимировна, ты опять говоришь загадками… черт меня дери! Мне сейчас не до ребусов.

Я сделал вид, что сержусь.

– Никаких загадок, – возразила Марья. – У вас чересчур сильно развито чувство справедливости. И ваша смерть должна быть протестом против произвола чиновников, а не просто сиюминутным порывом бизнесмена-неудачника. А если еще и оформить все надлежащим образом…