Под личиной
Шрифт:
– Вряд ли. Милицейская "крыша" действуют не так.
– Что верно, то верно. Сначала наезжают пожарники, затем санэпидемстанция, потом налоговая инспекция, после нее появляются главные устроители аврала с прозрачными намеками, а в конце, как финальный аккорд, налетает лихим кавалерийским наскоком налоговая полиция. Возможны и вариации.
– Мне переговорить с кем нужно? – деловито спросила Марья.
– Марья Казимировна, не лезь впереди батьки в пекло! Иди занимайся своими делами. И запомни на будущее: я никогда и ни перед кем не становился на колени. Это так, к слову, если ты еще об этом не знаешь.
Наверное, Марья никогда не видела меня таким яростным и возбужденным. Она смотрела на меня, слегка приоткрыв от удивления рот.
А я и впрямь не сдержался, вытащил свое внутреннее состояние наружу, на свою физиономию. Меня просто прорвало.
Какая-то криминальная сволота хочет командовать Волкодавом?! Нет, брат, шалишь! Если кому-то хочется увидеть, что такое диверсант-ликвидатор ГРУ в действии, то он увидит. В первый и последний раз в этой жизни.
– Все, мой рабочий день сегодня закончен, – сказал я, не глядя на Марью, – чтобы хоть как-то скрыть свое внутренне состояние.
И решительно вышел из-за стола.
– Так ведь он еще и не начинался, – робко возразила Марья.
– Да пошло оно все!..
Я едва сдержался, чтобы не продемонстрировать перед ней свои познания в сленге.
– Можешь быть уверена, что теперь нам спокойно работать не дадут. Так что пока ситуация не разрешится – в ту или иную сторону – строить какие-то планы на перспективу просто глупо.
– Но что мне ответить итальянцам?
– Их предложение нужно принять. Хуже все равно не будет.
– Висловского пока оставим в покое?
– Вот именно – пока…
Наверное, в моем взгляде мелькнуло что-то очень нехорошее, потому как Марья изменилась в лице, и непроизвольно отступила на шаг назад. Нет, точно, нервы нужно лечить. Как только закончится эта история, так сразу…
Дурень! О чем думаешь!? У тебя на балансе уже не одна, а две истории. Тут не до лечебных процедур.
Живым бы выкарабкаться из предстоящих передряг.
– Все, бывай, – сказал я, направляясь к выходу. – Ежели еще что-нибудь случится, звони по мобильному. Все деловые встречи на ближайших три дня отмени. Я в отгулах. Но всем говори, что уехал в командировку…
Машина завелась с полуоборота. Я сорвался с места как сумасшедший. Внутри у меня все кипело.
Я ехал за город.
Андрей
В двадцать седьмой школе решили затеять новогодний бал. Только не тридцать первого декабря, а двадцать девятого. И принимать в нем участие должны были только старшеклассники. Для учеников младших классов на следующий день намечался утренник.
Андрей, так и не сумевший привыкнуть к порядкам в новой школе, особого желания участвовать в увеселительном мероприятии не имел.
Но у матери на этот день выпало ночное дежурство, Дрозд опять куда-то исчез, – может, поехал навестить друзей или знакомых, и, чтобы не маяться одиночеством, Андрей надел свой единственный старенький костюм, который был ему тесноват и потерт на рукавах, и отправился в школу.
Бал уже был в разгаре. Играл школьный оркестр, старшеклассники танцевали кто во что горазд, и только Светка Поплюйчик неприкаянно подпирала одну стену спортзала, где и происходило торжество.
Компанию ей составляли две девицы из одиннадцатого "А"; судя по их шальным глазам, они уже успели приложиться к бутылке.
Завидев Светку, юноша постарался спрятаться за спинами ребят. Андрей танцевать умел, но стеснялся.
Искусство танца ему преподали в секции гимнастики. Там было издавна заведено, что гимнасты разминались под музыкальные ритмы.
Тренеры считали, что танцевальные па способствуют лучшей координации движений и вырабатывают хорошую пластику, столь необходимую спортсменам во время соревнований.
Наверное, они не ошибались, потому что Андрей после такой разминки работал на снарядах с удвоенной энергией.
– Здорово, Синица!
Кто-то с силой хлопнул его по плечу.
Андрей обернулся и увидел смуглую разбойничью физиономию Габора.
– Привет, – ответил юноша и посторонился, пропуская одноклассника вперед.
Он думал, что Габор хочет присоединиться к танцующим. Но Андрей ошибался: Габор и не думал уходить.
– Тебя тут спрашивали… – понизив голос, заговорщицки сказал Габор.
– Кто?
– Какой-то рыжий фраер, не из наших. Может, твой кореш?
– Нет. Я не знаю такого.
Андрей невольно нахмурился.
– Я так и подумал. Уж больно скользкий типчик. Похож на стукача. У меня на таких нюх.
– Постой, постой…
Из глубин памяти всплыли неприятные воспоминания.
– Он очень худой и длинный. Волосы торчком, будто их никогда не расчесывали.
– Ну. Точно он, – сказал Габор. – Так это все-таки твой знакомый?
– Скорее всего. Учились вместе…
По описанию Габора, это был Чупачупс – Гелий Пекарский.
Но что он делает здесь, в двадцать седьмой школе? Пришел по приглашению друзей? Возможно. Но не факт: учащиеся Первой городской очень редко заводили дружбу с ребятами из других, не престижных школ.
Тогда что ему здесь нужно?
– Я вижу, встреча с этим рыжим тебя не очень радует, – с пониманием ухмыльнулся Габор, пытливо глядя на Андрея.
– Как тебе сказать…
– А ты не говори. Зачем много слов? Сейчас я соберу парней, и мы твоего рыжего спустим в унитаз. Чтобы он не портил праздничную атмосферу. Лады?
– Не нужно. Я сам с ним поговорю.
– Как знаешь, – пожал плечами Габор. – А где спасибо?
– Не понял…
– Где благодарность за мои добрые намерения?
– Спасибо.