Под маской хеппи-энда
Шрифт:
– Мистер президент просит передать вам, что через четверть часа ожидает вас у себя...
Дон потянул Кэтрин обратно к дивану, ставшему ложем их любви, говоря:
– Забудь о Томе, забудь о его приказании! Мы созданы друг для друга, Кэтти, и я сделаю тебя счастливой! Том Форрест – инфантильный эгоист, который заботится о плотских удовольствиях, а тебе нужен настоящий мужчина, который безоговорочно любит тебя. И такой мужчина есть – я!
Кэтрин с нежностью посмотрела на преподобного. О, если бы все сложилось иначе! Если бы он не попал в плен во Вьетнаме, не считался погибшим в течение
Но одновременно Кэтрин подумала о том, что никогда бы не смирилась с ролью жены священника в провинции. Ей требуется большее, она должна реализовать себя, а Дону ее амбиции не понравились бы. С него достаточно того, чем его одарила судьба. Она же сама хочет стать своей судьбой! Вот что объединяет ее с Томом. Она ненавидит Тома, но одновременно его любит. Дона она тоже любит, но знает, что жизнь с ним быстро ей наскучит. И хуже всего, сам преподобный окажется разочарованным.
– Я знаю, – ласково произнесла Кэтрин.
– Немедленно скажи своему мужу, что уходишь от него, – продолжал Дон. – Сегодня же мы поедем в Питтсбург, и ты останешься там. Мы будем очень счастливы, Кэтти, я обещаю! Представь – наш небольшой домик, наша дочка Марша, возможно, еще несколько детей... Не делай такие удивленные глаза! Если ты не сможешь родить, то мы усыновим детей, которые нуждаются в родителях. Я ведь знаю, что тебе нужно, Кэтти! Спокойная, размеренная жизнь рядом с человеком, который готов пожертвовать ради тебя собственной жизнью...
Да, какое-то время такая жизнь будет доставлять ей наслаждение, но Кэтрин знала: радость от мирного существования быстро сойдет на нет. И тогда она испортит не только собственную жизнь, но ввергнет Дона в пучину отчаяния. А причинять зло человеку, которого любишь, никак нельзя.
– Кэтти, прошу тебя, уезжай со мной прямо сейчас! – взмолился Дон. – Президент тебя не остановит, ведь ты вольна распоряжаться собственной судьбой...
Преподобный сильно-пресильно сжимал руку Кэтрин – женщина даже почувствовала боль. С трудом высвободив ладонь, она тихо произнесла:
– Дон, я очень благодарна тебе за предложение, но... Но я не могу!
– Все он! – закричал священник. – Твой муж, который тебя недостоин, Кэтти! Он олицетворяет для тебя власть, а тебе ведь требуется власть. Но есть нечто гораздо важнее и могущественнее власти – любовь! А ее Том Форрест никогда не сможет дать тебе!
Кэтрин поспешно одевалась, лихорадочно думая о том, слышала ли секретарша в приемной крики преподобного. Надо же, всего пару минут назад она была готова ответить согласием на предложение Дона, но теперь ей стало окончательно ясно: в Питтсбург она ни за что не вернется. Это означало бы поражение, а Кэтрин Кросби Форрест никогда не проигрывает. Она всегда найдет выход из любой, пускай даже кажущейся безвыходной ситуации.
– Скажи, что мне надо сделать, чтобы ты согласилась? – Голос Дона дрогнул. – Ты хочешь, чтобы я переехал к тебе сюда, в Вашингтон, где ты намереваешься делать карьеру? Я готов на все ради тебя! На все, Кэтти!
– Я знаю, – мягко обронила первая леди, застегивая блузку.
Она знала, что в Вашингтоне Дон будет несчастлив. У нее не хватит времени на него, она целые дни станет проводить или в бюро, или на приемах. А преподобного светская жизнь, чуждая ему, тяготит, и долго он не выдержит.
– Поэтому прошу тебя, Дон, – смотрясь в зеркальце и подводя губы помадой, сказала Кэтрин, – давай забудем об этом разговоре. Ты отправишься сейчас в Питтсбург – один. Я же останусь здесь. И пообещай: Том никогда не узнает о том, что отцом Марши являешься ты. Кстати, тебе тоже пора одеваться!
Преподобный, ничего не говоря, быстро оделся – Кэтрин видела, что он очень разочарован. Что же, если Дон больше не захочет иметь с ней дела, она поймет его.
– Когда-нибудь, я уверен, Кэтти, ты пожалеешь, что не приняла мое предложение, – произнес он тусклым голосом. – Но ты должна знать: я всегда буду любить тебя и готов в любой момент принять. Форрест окончательно испортит твою жизнь, я чувствую. Мне пора...
Он, не прощаясь и не оборачиваясь, вышел из кабинета. Кэтрин ощутила душевную боль: она оскорбила такого замечательного человека, который, помимо всего прочего, искренне любит ее. Но совместная жизнь стала бы для них сущим адом! Впрочем, и жизнь с Томом тоже похожа на чистилище...
Кэтрин скоро узнала, что супруг перевез Марину Холл в Вашингтон, на одну из квартир, охраняемых Секретной службой, – обычно там селили важных свидетелей или иностранных гостей. Теперь Тому даже не требовалось отлучаться раз в неделю в Луизиану, дабы навестить любовницу, – он видел ее как минимум раз в день, иногда даже по два или три раза. Частенько любовница захаживала и в Белый дом – в солярий, чтобы понежиться в лучах ультрафиолета, причем за счет налогоплательщиков. А однажды Кэтрин застукала Тома и Марину в Овальном кабинете – супруг показывал ей свой офис. Они не знали, что за ними наблюдают, – Кэтрин притаилась за дверью одной из смежных комнат и жадно слушала их разговор. Марина Холл оказалась миниатюрной блондинкой лет двадцати семи, постоянно смеющейся и восхищающейся Томом.
– Дорогой, какая красота! – то и дело слетало с ее губок. – А вот это чрезвычайно безвкусно. Ты ведь позволишь мне переделать все по-своему, когда я стану первой леди? Кстати, Томми, когда ты поговоришь со своей жабой?
Кэтрин уже решила было появиться перед супругом и его любовницей, чтобы увидеть их вытянутые физиономии и поставить в крайне неловкое положение, но тут услышала, как Том внезапно в раздражении ответил:
– Марина, замолчи! Не смей говорить в таком тоне о моей жене!
– Но, Томми, я устала быть твоей любовницей, – заныла девица, – ты запретил мне говорить о нашей связи родителям и подружкам, а мне так скучно в Вашингтоне! Я так хочу попасть на настоящий великосветский прием, а мне приходится сидеть в четырех стенах под надзором сумрачных агентов! Ты познакомишь меня с Дональдом Трампом и Джеком Николсоном?
– Марина, обещаю, надо подождать еще немного, я скоро поговорю с Кэтрин, – заявил Том. – Ее мать тяжело заболела, так что сейчас момент более чем неподходящий.