Под небом Эсфира. Жасминовый ветер

Алешина Екатерина Евгеньевна

– Я не буду переселяться никуда из своей комнаты. Свои проблемы со спальней для будущего ребенка решайте с Аней сами, только меня оставьте в покое. В этом доме чертова туча спальных комнат, но нет, вам нужна именно моя! Я привыкла к этим стенам за многие годы, а теперь мне, видите ли, нужно ее любезно освободить. В крайнем случае, дождитесь уже, когда я от вас съеду, и делайте тогда все, что вам вздумается. Тем более, ждать осталось недолго.

– Но Аня сказала…

–Хах, Аня сказала, Аня считает, Аня думает. 3 Basta! Все время только это и слышу! Мне абсолютно неинтересно, что там

думает твоя жена, но я в ближайшие пару-тройку месяцев отсюда точно никуда не съеду. И плевать на нее! Аня самая ужасная мачеха, какая только может быть!

3

Basta(итал.) – Хватит! /Достаточно!

– Не смей так неуважительно отзываться о ней, – повысил голос отец. – Если ты не можешь ее любить как мать, то просто обязана уважительно и с почтением к ней относиться!

Это заявление поразило меня до глубины души, вызвав приступ истерического смеха.

–Уважительно? Серьезно? Ты издеваешься сейчас? Как я могу уважать ту, которая постоянно меня унижает? Причем с самого раннего детства. У меня, по-твоему, что, стокгольмский синдром? Сколько раз я ревела из-за нее! А тебе и плевать. Когда она поступала со мной несправедливо, ты как будто не замечал этого, словно так и должно быть! Потом эта бессердечная женщина уничтожила все фотографии с мамой и ее вещи, отобрав у меня единственное напоминание о ней. Зачем это было делать? Неужели у меня нет права на память о родной матери? И теперь твоя женушка без всяких колебаний хочет забрать у меня еще и комнату, прикрыв свои намерения благородной целью. Чего еще она хочет?

Отец, шокированный моим откровением, молчал как рыба, уставившись на меня. Его лицо и взгляд сейчас выражали всю гамму чувств – недоумение, шок, злость, гнев. Встав с кресла, он начал нервно расхаживать взад-вперед по комнате. Он явно хотел возразить мне, но я снова его перебила. Слова, накопившиеся во мне за все эти годы, так и рвались наружу, как рвется на волю вода, нашедшая трещину в плотине.

– Эмилия, ты хоть понимаешь, что говоришь? – изумился отец.

Несмотря на обуревавшие меня эмоции, я отдавала себе отчет в своих словах. Удивительно, но несмотря на то, что говорить мне приходилось о самом тяжелом и болезненном, мой голос был твердым, а в глазах не возникло ни слезинки. Наверное, за все эти годы они мною уже выплаканы.

– Я все прекрасно понимаю. Мне всегда приходилось молчать, терпеть, но всякому терпению, каким бы безграничным оно ни было, приходит конец. Вот и моему пришел. Все эти годы во мне теплилась надежда, что когда-нибудь ты защитишь меня перед мачехой. Заступишься за свою дочь, когда она меня била. А била она меня сильно. Но этого не случилось! И за это я никак не могу тебя простить. За все свои синяки и ссадины. За то, что ты молчал все это время. За то, что оставил меня одну наедине с моими детскими страхами и переживаниями. Прости за прямоту, но ты променял собственного ребенка на вздорную тетку с придурью, как будто я в чем-то перед тобой виновата…

– Заткнись сейчас же! – крикнул на меня отец с перекосившимся от ярости лицом.

Таким я его никогда еще не видела, но меня это не испугало. Но когда он рванул в мою сторону и занес надо мной руку, испугалась не на шутку. Одно дело – получить от мачехи, это дело привычное, но когда на тебя поднимает руку родной отец – совсем другое. Ему не нужно было прилагать много сил, но от его звонкой пощечины я упала на колени. В этот момент мой хрупкий внутренний мир

окончательно рухнул. В глазах отца не было ни капли сожаления или ужаса от осознания свершившегося. Только безграничные ярость и злоба.

На пороге комнаты появилась мачеха:

– Роберт, ты что, ударил ее? Ты нормальный вообще? Да ты с ума сошел, она же может пойти и заявить на тебя в полицию! Что я буду делать, если тебя арестуют?– воскликнула мачеха.

Не слушая больше эту парочку, я вскочила и стремительно понеслась по лестнице на первый этаж. Когда пробегала мимо обеденного стола к входным дверям, с него с грохотом полетела на пол посуда, словно ее сдуло ветром, как картонную. Это выглядело пугающе странно, но об этом можно будет подумать позже. На пороге не глядя, обулась в первые попавшиеся на глаза балетки и выбежала из дома.

Путаясь в юбках длинного домашнего платья, я бежала прочь от дома, не разбирая дороги. Неважно куда, лишь бы подальше от этих людей, которых ненавидела теперь даже больше, нежели боялась. Подальше от безумных глаз отца, который предал меня. Человек, от которого я всегда безуспешно ждала защиты, сам меня ударил! Слезы бесконечным потоком катились по моим щекам. Встреченные мною люди удивленно оборачивались мне вслед, но я их не замечала и бежала все дальше. Ноги сами вели меня к озеру. Мой путь лежал через небольшую рощу.

Оказавшись на безлюдном берегу, упала в траву, росшую у кромки воды, и дала волю рыданиям. Сумасшедшие эмоции горели во мне страшным огнем, и мне просто необходимо было освободиться от них. Вместе со слезами уходил безумный водоворот мыслей, от которых хотелось кричать, а вместе с этими мыслями уходили и силы на то, чтобы плакать.

Небо над головой постепенно темнело. Оранжевый диск солнца практически весь скрылся за гладью голубого озера. «Мое любимое время» – подумала про себя и скривилась при воспоминании о произошедшем пару часов назад. Да уж, а как хорошо день начинался! В России есть отличная пословица о том, что хорошо начиналось, но плохо закончилось. «Начали за здравие, закончили за упокой» – прекрасная поговорка в тему сегодняшнего дня. Или вообще всей моей жизни.

Наручные часы, оставшиеся от мамы, показывали девять вечера, солнце к этому времени уже полностью ушло за горизонт, осталось лишь слабое золотистое сияние на границе неба с озером, которое так же вскоре исчезнет. И что мне делать дальше? Я выскочила в порыве чувств из дома, совершенно обо всем забыв, не взяла даже мобильник. Боже мой! Ведь Мариус должен был позвонить мне вечером. Его звонок застал меня в парикмахерской, и он предупредил меня, что перезвонит в девять – десять вечера. О, нет!

Телефон остался в моей комнате на прикроватной тумбочке, и если Мариус все же позвонит, то уверена на сто процентов, зная свою мачеху, что она возьмет трубку и одному Богу известно, что она там наговорит. Хотя это только капля в море. Идти мне некуда, а ночь настигала наш городок с неумолимой неизбежностью. Кроме как домой мне некуда идти, но что меня ждет по возвращении? Моя интуиция, которой я всегда доверяла, просто кричала, что ничего хорошего меня не ждет под крышей некогда родного дома. Как это ни печально, но теперь я не могла чувствовать там себя в безопасности. И одна только мысль, что мне пока еще придется жить под боком у мачехи-тирана и папаши-предателя, которого теперь боялась больше, чем Анну, приводила меня в ужас. Надо что-то предпринимать, что-то придумать. Боже, как же мне сейчас не хватает Мариуса! Даже если он далеко и не может тотчас примчаться, один его совет значил бы для меня многое.