Под небом Италии
Шрифт:
Они выехали на улицу, и Лючия посмотрела на подругу лучистым взглядом.
– С ребенком все будет в порядке – я в этом уверена. Я хоть и не широка в кости, но сложена так, что способна родить десяток детей. И намерена это сделать.
Женщины направлялись к раскинувшемуся возле моста через Арно Старому базару. А попав туда, принялись рыться в ворохах товаров, подбирая ленты и нитки к красному кусочку шерсти, который Лючия захватила с собой. Четыре солдата держались поодаль, но не спускали с графинь глаз. Они были одеты не в черные цвета Арнонкуров, а в кремовые с красным Донати.
– Антонио
Лючия остановилась перед согревавшим руки над жаровней продавцом каштанов.
– Первые в этом году. Можно загадывать желание, – и, видя удивление Франчески, добавила: – Разве в вашем краю нет такого обычая – с первыми новыми плодами загадывать желание? Оно непременно сбывается.
– Всегда? – улыбнулась подруга.
– Всегда, – отозвалась Лючия. – А теперь закрой глаза.
Но Франческа ни за что бы не решилась высказать свое желание. Слишком многое она потеряла. И слишком многое у нее отняли. Будущее представляло собой осколки прошлого: Бельведер, лаборатория и целебные травы. Вполне достаточно, чтобы наполнить жизнь смыслом и покоем. Но возвращение Ги все меняло.
– Могу я задать тебе вопрос? – нарушила ход ее мыслей Лючия.
– Какой угодно, – искренне ответила Франческа. Ей с первой минуты понравилась юная графиня Донати. И теперь казалось, что она разговаривает со старинной подругой.
– Тебя не смущает моя беременность? – заспешила Лючия. – Только не подумай, что я выпытываю. Не скрою, что слышала твою историю. Италия – небольшая страна, и половина благородных семейств связаны либо кровью, либо интригой. Год назад и до нас дошли слухи о чуме в Бельведере и разрыве твоей помолвки с господином Ги. Ты такая славная. Могла бы стать замечательной матерью. Но ведь ты не замужем. О, пожалуйста, прости, я такая неловкая, наверное, причиняю тебе боль. Но мне пришло в голову, что, попросив тебя остаться, я повела себя эгоистично.
Франческа улыбнулась, и сама удивилась, что улыбка была искренней.
– Такова моя жизнь, и я ее принимаю. У меня не осталось желаний, во всяком случае, каких-то реальных. Не стану отрицать, когда вернулся Ги, вернулись прежние мечты. Я его любила и люблю так сильно, что всегда надеялась, что он когда-нибудь возвратится в Бельведер. Но я никогда не думала, что при этом он окажется помолвленным с другой.
– Да, да, с леди Кьярой. Прекрасно ее знаю.
– И что она собой представляет? – не удержалась Франческа.
Женщины покинули базар, и Лючия, остановившись на мосту, посмотрела на бегущую стремнину.
– Очень похожа на самого господина Ги. Красивая. Тщеславная. Избалованная.
– Ги не таков. – Франческа энергично помотала головой. – Он... очень уступчивый. Ты бы слышала, как он великодушно судит о своем брате. Только и думает, чем бы порадовать лорда Бельдана. Бросил меня, потому что так захотел сир Арнонкур – ради политических амбиций. Вот насколько он благороден. А потом – опять ради своего брата – сделал предложение подопечной кардинала Конти.
– Злые языки утверждают, что она не только подопечная, – ехидно заметила Лючия, и Франческа ужаснулась, не ожидая услышать подобные слова из уст своей подруги. – Ходят слухи, что Кьяра – плод юношеского греха, совершенного до того, как будущий кардинал принял священный сан. Призвание посетило его поздно, если вообще посещало. Говорят, он любил ту девушку, но ее состояние было совсем небольшим, а он был младшим сыном, который имел несчастье родиться в очень амбициозной семье. С его семьей мы связаны некоторой интригой. Родные быстренько выпихнули Конти в Париж, где его еще до рождения ребенка посвятили в сан. Девушка умерла, но чадо осталось жить. – Лючия замолчала, и Франческе оставалось догадываться, что за мысли кружились в голове у подруги. – Но хватит об этом. О кардинале Конти нам еще придется говорить. Он сделался известной личностью. И теперь стоит начать обсуждать политическую ситуацию – непременно всплывает его имя. Лучше расскажи о Ги. Что у вас было после того, как он вернулся в Бельведер? Женщины должны делиться любовными историями, даже если это причиняет боль.
Франческа сама едва поверила, что решилась рассказать Лючии, как проводила время с Ги в Бельведере.
– Могла бы поцеловать... должна была поцеловать... чувствовала, что он меня жаждал... что мог бы вернуться ко мне. Но не сумела. – Она запнулась.
– Тебя удерживала мысль, что от этого страдала бы другая, как страдала ты сама, – закончила за нее подруга.
– Ты считаешь меня святее, чем я есть на самом деле, – рассмеялась графиня Дуччи-Монтальдо. – Я изобретала планы и строила козни, чтобы заполучить обратно своего Ги. И кое в чем преуспела. Но вот только... только... О, как я ненавижу сира Арнонкура! И как он ненавидит меня! – с жаром добавила она.
Лючия ничего не ответила, только обняла подругу за талию.
– Давай вернемся в палаццо. Время позднее, и я устала. А покупки закончим завтра – или в другой раз. И будем надеяться, что Господь в своей величайшей милости наградит нас множеством дней, которые мы проведем вместе.
– Ги, что это за медальон у тебя на шее? Новый?
Младший брат сира Арнонкура слегка побледнел, но улыбка осталась такой же обворожительной.
– Напротив. Он у меня довольно давно. А до меня принадлежал многим людям.
– Наверное, поэтому он мне кажется знакомым. – Франческа отвела глаза от золотой звезды. – Только не могу вспомнить, где я его видела.
Ги аккуратно заправил медальон за ворот туники.
– Не стоит себя утруждать. Особенно таким прекрасным вечером, как сегодняшний. В своей благодарности дамам Дуччи-Монтальдо Бельдан превзошел самого себя. Не припомню, чтобы он когда-нибудь устраивал такое прекрасное развлечение.
Франческа присела в реверансе, хотя отлично поняла, что Ги попытался отвлечь ее мысли от медальона и сказал ей неправду. И сделал это совершенно напрасно. Во-первых, потому что она уже видела этот медальон и когда-нибудь припомнит, где и на ком. А во-вторых, потому что Лючия ей сказала, что сир Арнонкур устроил развлечение не столько для того, чтобы отблагодарить графинь Дуччи-Монтальдо, сколько чтобы подбодрить флорентийцев.