Под небом Италии
Шрифт:
Но ни слова, ни умиротворяющая обстановка собора не могли ее успокоить. Франческа понимала, что ни в одном из прошлых сражений ставка не была столь велика. Что, если победят французы и установят свою власть над всей Италией?
Они будут диктовать Тоскане все, что им заблагорассудится. Франческу не слишком тревожило, кто правил ее страной. Тоскана процветала, когда ею управляли этруски, римляне, варвары, христиане, император и папа. И будет процветать, зажатая французами с севера и с юга.
– Но какова цена подобного мира? – произнесла она вслух. С обеих сторон будет множество убитых и искалеченных в схватках – именно так называют трубадуры отвратительные побоища. А над их могилами Тоскана продолжит свой бег в века и, как и раньше, будет сеять весной, а осенью снимать урожай. Круг за кругом. И совсем не важно, кто станет сеятелем, а кто жнецом. И какой воцарится повелитель – ведь всем известно, что он правитель на миг.
Франческа склонила голову и стала молиться. За всех людей, в том числе и за французов. И ей показалось, что свечи в ответ вспыхивали, будто живые. Светлячки надежды в кромешной тьме.
– Но я должна их видеть! Мне надо взглянуть на этих чертовых поганцев д'Амбри!
Голос Бланш взвился почти до крика, и Франческа отпустила служанок, чтобы поговорить с матерью и Петицией без посторонних. И только когда дверь за ними закрылась, твердо сказала:
– Мама, ты устала. Мы долго отсутствовали. А сейчас настало время ужинать. Увидимся с ними завтра.
– Но в записке говорится о встрече сегодня, нынешним вечером. – Бланш возбужденно взмахнула листком пергамента перед самым носом Франчески. – Не спорь! Это ненадолго. Сир даже не заметит нашего отсутствия. Эти люди – наша кровная родня. После смерти твоего отца мы еще ни разу не встречались.
– Но почему именно сегодня? – недоумевала дочь. – Мы во Флоренции целую вечность. Не получили от них ни единого слова. А тут вдруг они хотят немедленно встретиться?
– Таковы эти люди, – ответила Бланш, и на мгновение с ее бирюзовых глаз слетела вуаль кокетства. – Было время, когда они знаться с нами не хотели. Но теперь нас взял под крыло сам сир Арнонкур... – Графиня де Монфор так и не закончила фразы.
– Позволь, ты только сегодня исповедовалась в недобрых чувствах к нему. А Бельдан шутит, что видел тебя чаще в Бельведере, чем у себя в палаццо. Неужели ты не понимаешь, что у лорда Арнонкура не хватает свободных людей и он не может дать тебе эскорт, чтобы сопровождать к родственникам, которые слова с нами не сказали, когда считали бедными и невлиятельными. Тебе не стыдно, леди Бланш?
В глазах графини де Монфор заиграл такой же веселый огонек, как в топке камина.
– С какой стати? Д'Амбри считают, что мы сломлены. Но это не так. И я хочу им это показать. Они не знают, что Арнонкур держит нас при себе и тратит изрядное количество денег – по крайней мере на меня – только для того, чтобы успокоить собственную совесть. Однако они слышали, что мы пользуемся его особым вниманием, а ты ведешь хозяйство в палаццо и за ужином сидишь справа от сира.
– Я сижу вместо тебя. А ты бы сидела по праву своего происхождения и в знак его благодарности. Но поскольку ты предпочитаешь уединение...
– Но нашим родственникам это невдомек, – рассмеялась Бланш. – Они верят слухам. А люди шепчутся, что лорд Бельдан вскоре предложит тебе руку и сердце.
«Точнее, предложит с ним переспать», – подумала Франческа, но вслух сказала другое:
– Они скоро обнаружат правду. Через несколько дней мы уедем из Флоренции, и они поймут, что мы такие же бедные и бесправные, как и прежде.
– Но пока пусть изведутся от зависти при виде моих нарядов! – торжествующе воскликнула мать. – Пока узнают правду, попортят себе много крови.
Франческу рассмешила наивность графини де Монфор.
– Но, мама...
– Ты сама потешишься не меньше меня. – Бланш направилась к двери. – Помнишь, как презрительно обошлись с тобой д'Амбри во время ярмарки?
– Но как мы туда доберемся? У лорда Бельдана нет свободных людей, так что эскорта нам не предоставят.
– Ничего. Прогуляемся, – предложила мать. – Дорогу я найду. В лучшие времена мне тысячу раз приходилось бывать в их дворце. Как ты считаешь, не покажется слишком претенциозным, если я надену подбитое горностаем платье? Зима еще не началась. Не хочется, чтобы подумали, будто я пытаюсь произвести впечатление. Может быть, лучше отороченная мехом туника? Или и то и другое? По-моему, достаточно прохладно. Утром листья тронул первый мороз.
Бланш искренне радовалась. Франческа давно не видела мать такой счастливой. И вспомнила, как с ней самой обошлись во время ярмарки. Молодая графиня д'Амбри – Франческа ни за что на свете не вспомнила бы ее имени – испортила ей праздничный день. Только танец с Бельданом привел ее потом в чувство. Что ж, дочь унаследовала от графини де Монфор толику злости. Франческа улыбнулась при мысли о скорой мести. И стала прикидывать, что надеть, чтобы в последний вечер во Флоренции казаться неотразимой. Франческа решила, что утром они отправятся домой.
На пороге мать посерьезнела и обернулась к дочери:
– А когда вернемся, я тебе кое-что скажу. Надо было рассказать давно – несколько лет назад, – но не хватало смелости. Надеюсь, еще не поздно. Нет, не должно быть!
Бланш вышла, и Франческа повернулась к Летиции.
– Как вам кажется?
– Хочешь спросить, не пьяна ли она? – закончила за служанку графиня. – По-моему, нет. Скорее, просто счастлива, словно приняла очень трудное решение.
– Трудное решение вы приняли, – возразила Петиция. – Лорду Бельдану не понравится, что вы без сопровождения ходили по улицам города. Позовите с собой господина Генри Кента. Он нравится вашей матери. Они часто обедали вдвоем.
– Я знаю, что они приятели, – отозвалась графиня, продолжая рыться в сундуках, и наконец вытащила белую тунику. – Конечно, не горностай, но ее блеск поможет отвлечь взгляды от моих веснушек. – Она улыбнулась. – Господин Кент нравится матери, и я рада их дружбе. Но он нужен сиру. А мы вернемся до ужина, и лорд Бельдан не узнает, что мы отлучались без его ведома.
– Мама! – возмутилась Франческа. – Ты десятый раз говоришь, что дворец д'Амбри за следующим углом.
Бланш на секунду остановилась и спустила пониже отороченный мехом темный капюшон плаща.