Под откос
Шрифт:
– Чтобы спасти деревню от коммунистов, мы вынуждены были ее сжечь, – пробормотал он, вспомнив, почему-то, слова «героя» вьетнамской войны лейтенанта Колли, прославившегося уничтожением деревеньки Сонгми.
Он вышел на крыльцо КПП, и закурил. Руки предательски подрагивали, и он не мог понять – похмелье его «колбасило» или отчаяние безнадеги? Внутри образовалась пустота, которая, вопреки всем законам физики, не втягивала в себя, а наоборот – разрасталась, грозя поглотить его всего.
Никифоров сплюнул прямо на крыльцо, чего никогда бы себе раньше не позволил, швырнул окурок в сторону урны, разумеется, промахнувшись.
– Ну, что ж, обретение свободы стоит
Расшалившиеся нервишки стоило подлечить. Многодневное похмелье – штука страшная. Из-за него сознание работало, словно в мигающем режиме. Вроде бы все воспринималось, но решения выдавались либо с запозданием, либо вовсе неадекватные. Как, например, с этим долбанным рапортом.
Сейчас нужно было сбить эту раздражающую беспомощность небольшой дозой алкоголя. Давно уже надо было, с утра еще, тогда бы и глупостей не насовершал. Причем, поправиться нужно не лицемерной, самообманной кружкой пива, а тем, чем и отравился. Подобное лечат подобным. Граммов сто пятьдесят, а лучше двести водки – и все встанет на свои места. В голове прекратится эта паскудная, липкая круговерть, когда всегда отстаешь от происходящего на один ход. Исчезнет отвратительная тянущая пустота в животе, похожая на голод, но отторгающая даже мысли о еде. И отпустит, наконец, это проклятое ощущение вины, которое извело уже его вконец. Будто он сам отправил Сашку Лосева в тот проклятый выезд. Будто он мог его защитить, но струсил, отсиделся. Будто он мог хоть что-то сделать…
…Следующее утро облегчения не принесло. Две валявшиеся под кухонным столом пустые бутылки из-под водки красноречиво говорили, почему ему было еще хуже, чем вчера. Погано было и на сердце, и на желудке. «Ливер» омерзительно подрагивал, движения стали дергаными и нескоординированными. От одного взгляда на стакан накатывала тошнота.
Никифоров заставил себя пойти в ванную, и принять душ. На ледяной или контрастный духу не хватило, обошелся теплым. Стало чуть легче, но именно, что только чуть.
К уборке он подошел радикально – сгреб мусор со стола вместе с испачканной посудой в помойное ведро, протер столешницу тряпкой, закурил, и задумался. Денег для одинокого мужика без особых запросов более чем хватало. К тому же еще боевые должны выплатить. Так что вопрос выживания, вроде, не стоял. Но сидеть без дела он не мог, деятельная натура не принимала такого бездарного времяпрепровождения. Нужно было куда-то определиться.
Леха нашел старую записную книжку, и принялся ее изучать. На первых страницах были телефоны старых друзей по военному училищу, которое он закончил почти пятнадцать лет назад. С тех пор не просто утекло много воды. Эта вода успела не один раз превратиться в лед, растаять, испариться и снова пролиться на землю. Большая часть владельцев этих телефонов давно растворилась в людском океане. А некоторых уже и в живых не было.
Он грустно улыбнулся, вспомнив своих самых закадычных друзей – Женьку Самохина и Николая Коростелева. Именно Николая – его все звали только полным именем. Николай всегда был, что называется, «застегнут на все пуговицы», собран и серьезен. Только Леха с Женькой знали его истинное лицо – неистощимого на выдумку, мыслящего парадоксально, всегда готового к неожиданным ходам, и, при этом, не упускающего ни единой мелочи «мушкетера».
Их так и называли – мушкетеры. Николай был олицетворением Атоса – несколько романтичный, свято чтящий понятие чести, рассудительный и дерзкий одновременно. Леху считали Портосом – разудалый балагур, весельчак и бабник только комплекцией не походил на барона Дю Валлона. Хотя, Дюма его толстяком и не называл. Ну а Женька был истинным Д’Артаньяном – он всегда был впереди и в драке, и на пиру. Если Леха любил женщин, то сами женщины млели от Женьки.
Вот только судьба рассудила по-своему. Женька женился сразу после училища, взнузданный и оседланный, а Леха до сих пор ходил в бобылях. Но на этом шутки Фатума не закончились. Через пару лет службы в войсках Никифоров оказался в ОМОНе. Самохин не удержался в водовороте перемен, потерял семью, ушел со службы, и растаял где-то в неизвестности. Доходили слухи, что он подался то ли в Иностранный легион, то ли еще где наемничает, но Леха не особо в эти басни верил. А вот Николай не подкачал. С уверенностью и целеустремленностью управляемой ракеты он шел по служебной лестнице. Сейчас он работал, кажется, в Генеральном штабе.
Леха подумал немного, и перевернул страницу. Просить помощи у друзей ему казалось чем-то постыдным, унизительным. Друзья не должны видеть слабости своего товарища.
А вот и нужный телефон. Алексей подтянул к себе аппарат прямо за провод, и набрал номер.
– Здорово, Эрик! – он постарался придать голосу беззаботность. – Это Никифоров.
– …
– Не узнал? Богатым буду.
– …
– В общем, не буду вокруг да около ходить. Я из органов уволился…
– …
– Мало ли, что я говорил. Так сложилось. Ты, помнится, к себе звал…
– …
– Ну, прямо завтра, конечно, я не выйду. Нужно чуток отдохнуть после увольнения. Дней пять, думаю, хватит. Потом подъеду, ознакомлюсь с фронтом работ. Тогда и решим точно.
– …
– Договорились.
Он положил трубку, и перевел дух. В таком отвратительном состоянии разговор дался ему с большим трудом. Пришлось собрать все силы, чтобы голос звучал бодро, но без неестественной наигранной беспечности.
А с выпивкой и в самом деле надо было заканчивать. До добра это не доведет. Эрик Вайсман, директор частного охранного предприятия, был ему многим обязан, и давно звал к себе заместителем. Но и он не станет держать у себя на ответственном посту человека, который из-за своей слабости может в любой момент подвести.
Леха открыл дверь на балкон, чтобы проветрить прокуренную кухню. Настроение чуть улучшилось, все же какая-то определенность появилась. Восстановиться полностью можно было только одним способом – пойти погулять по городу.
После коротких сомнений, он натянул свою форму – серый камуфляж с надписью ОМОН на спине, высокие ботинки и черный берет. В конце концов, расчет в финчасти он еще не получил, поэтому имел полное право носить свои майорские погоны.
Город встретил его ярким солнцем, гомоном детворы на детской площадке, птичьим щебетом и автомобильными гудками. Никифоров жил в ближайшем «замкадье». Его город хоть и считался уже Подмосковьем, но от собственно столицы его отделял только серый асфальтовый рубеж кольцевой автодороги.
Леха хрустнул суставами, расправляя плечи, и шагнул из сыроватой прохлады подъезда в летний зной. Поздоровался с бабушками у подъезда – этот контингент стоило уважать и всячески оказывать им знаки внимания. От пересудов это, конечно, не спасало, но на их активную информационную поддержку всегда можно было рассчитывать. Кивнул соседу, возившемуся с колесом своей потрепанной жизнью и российскими дорогами «восьмерки».
Все было как обычно. Вот только идти ему было некуда. Теперь уже бывший майор ОМОНа решил побродить просто так, без цели. Лишь бы дома не сидеть.