Шрифт:
Франц ФИНЖГАР
ПОД СОЛНЦЕМ СВОБОДЫ
КНИГА ПЕРВАЯ
1
С востока, с севера и запада стекались воины. Что ни день, возвращались они на взмыленных лошаденках, спешили в град и докладывали старейшине Сваруну, что все выполнено. Потом шли во двор и ложились вокруг костров. Отроки снимали для них с вертела куски жареной баранины; прекрасная Любиница, дочь старейшины Сваруна, подносила им меду и одаривала каждого шкурой белого ягненка. А сын Сваруна Исток выезжал из града навстречу подходившим отрядам.
– Святовит осенял тебя, вождь, вилы вам сопутствовали,
Этими словами обращался юный Исток, сын Сваруна, к отрядам славинов, собиравшимся в долине. Сверкали копья в дубовом лесу, поздно ночью догорали факелы, но Исток не ведал усталости. Каждый отряд он приветствовал от имени старейшины, каждого вождя провожал в крепость, где ждали их пища и отдых, добрые слова и приветствия.
Долина вокруг покрылась шатрами. Ночью в ней полыхало озеро огней, раздавались боевые песни, блеяли овцы и бараны, мычали телята, которых вели на убой. И повсюду ржали и щипали сухую траву кони, - стояла поздняя осень.
По валу, окружавшему крепость, ходил Сварун, седовласый старейшина славинов. Любиница выткала ему из белого льна мягкую рубаху. На чресла она сшила ему пояс из теплых ягнячьих шкур, а старую спину укрыла руном самого лучшего барана.
Когда взгляд Сваруна погрузился в море огней, - расправились его широкие, согнутые годами плечи, он поднял кулак и погрозил им в сторону юга.
– О Хильбудий, Хильбудий, похититель нашей свободы! Ты сила Византии, и ты наша напасть. Пламя да поглотит тебя, да опалит оно крылья твоих орлов, Хильбудий, раб черных бесов! Сварун, седой, старый и согбенный, опояшет свои чресла ремнем из буйволовой кожи, привесит к нему самый тяжелый меч и выйдет на бой против тебя, дабы вновь засияло над славинами солнце свободы!
Старец поднял оба кулака, мускулы на руках его вздулись, глаза засверкали, как огни в долине.
Медленно разжимались его пальцы, раскрытые ладони поднялись еще выше; бледное лицо свое он обратил к востоку и дрогнувшим голосом прошептал:
– Помилуй нас, Сварог! Покарай его, Перун! Пощади меня, Морана, пощади воинов! Груды белых костей сынов моих разнесли коршуны по стране, где проходит Хильбудий. Смилуйся, Морана, хватит с тебя жертв!
Слеза выкатилась из глаз и скользнула на седую бороду, первая слеза о первом сыне, а за нею вторая, и третья, и девятая - по сыновьям, что погибли от мечей Хильбудия. Старик задрожал, колени его подогнулись, и в горькой печали он опустился на вал.
– Не плачь, отец! Взгляни на эти огни! То пришли молодые воины с луками, они мечут стрелы подобно Перуну, низвергающему с неба могучие молнии. Отец, мы победим! Перун с нами!
Исток поднял отца.
– На тебе надежда, мой единственный...
Молча ушли они с вала.
В долине замигали костры, шум утих, блеянье смолкло, на небе мирно светили звезды.
Занималось прекрасное, будто весеннее утро. Сварун поднялся со своего ложа, устланного мягкими шкурами. И на лице его светилась заря, словно солнечный луч озарил серые скалы. Радостно приветствовал он день, великие надежды пробудились в его сердце.
– Такое утро осенью! Роса лежит повсюду в алой радости, словно Девана прошла по лугам и нивам заколосившихся хлебов. Счастье возвещает такое утро, назначенное для приношения жертв.
Старейшина встал и с силой ударил коротким посохом по деревянной стенке.
В то же мгновение появился перед ним отрок с голой смуглой грудью, с длинными рыжеватыми волосами, косая сажень в плечах. У пояса на льняной бечевке у него висел козлиный рог.
– Созывай трубачей, Крок, веди их на вал, да трубите погромче, чтоб все воины собрались вокруг жертвенника. Боги улыбнулись мне в утреннем свете. Поспеши с жертвою!
Крок вышел, а вскоре - пахарь не успел бы перевести соху на новую борозду - вокруг всего вала уже гремело и гудело. Отрывисто, словно звук ударялся обо что-то, пели изогнутые козлиные рога - долину заполнило эхо; голоса труб уплывали вверх вдоль стволов пожелтевших дубов и буков.
В долине все ожило, будто ликующее солнце осветило огромный муравейник. Из шатров выходили воины; они пристегивали мечи к широким ремням, отроки вешали через плечо колчаны, полные стрел, в левую руку брали лук. Подобные кряжистым дубам, мужчины, с заросшей широкой грудью, вытягивали из мягкой земли длинные копья, и наконечники сверкали на солнце. Вожди созывали своих людей, толпы смуглых, голых до пояса воинов собирались вокруг них. Отряды различались по шкуре, перекинутой у воинов через плечо и закрывавшей спину. Все тут смешалось - белые ягнята, черные бараны, бурые медведи, лисицы и рыси, шерсть бобра и выдры, белые рубахи.
Еще раз загремели рога на валу, и сотни вождей откликнулись из долины. Люди встрепенулись, словно вихрь пронесся по морю и пестрые волны поплыли к маленькому кладбищу, где могучая липа, роняя с ветвей своих желтые листья, засыпала ими жертвенник, на котором пылало пламя.
Огонь высекли Исток и Любиница. Лица их были торжественны, скрестив руки на груди, они не отрывали глаз от пламени на алтаре. Когда зашумело в долине, когда тронулись воинские отряды, Исток оторвался от огня. Взгляд его светился радостью. Любиница повернулась к востоку; на ее белоснежной одежде задрожали солнечные лучи, рассыпались по густым, украшенным осенними цветами волосами. Лучи заглянули в ее глаза и стыдливо вздрогнули. Ибо блеск этих глаз был более чист, чем само горное солнце. Губы ее шевелились, умоляя богов даровать победу храбрым воинам.
Крок громко и торжественно затрубил. Все головы повернулись к граду. В массивных воротах на валу показался старейшина Сварун. Белая рубаха облекала его высокую фигуру. Гордым и сильным выглядел он. Не сгибая спины, с высоко поднятой головой, твердо выступал он перед сонмом самых высоких вождей. Раздались крики и восклицания, но через мгновение все смолкло в глубоком благоговении. Сварун - старейшина и верховный жрец приближался к жертвеннику.
Жрецы окружили алтарь и стали передавать Сваруну дары, дабы он возложил их на огонь.