Под солнцем тропиков. День Ромэна
Шрифт:
На пятые сутки пионер выбился из сил и сказал неуязвимому гиганту, что отныне он, неуязвимый гигант, может считать себя свободным и может идти куда ему угодно и с какой угодно скоростью, Петька же, пожалуй, отставит эту ночь, чтобы выспаться, а потом, очевидно, или догонит его, или как-нибудь обойдется…
Не выражая удивления, гигант раздумчиво посмотрел на звездное небо, себе на ноги, Петьке на ноги, затем присел, подставив пионеру плечи, и кротко молвил: «Ползи». Не заставляя себя просить вторично, тот так и сделал, т. е. оседлал могучие плечи и с их высоты стал любоваться лунными окрестностями, пока не заснул.
— Пионер, спишь? — осторожно спросил Бамбар-биу, когда Петька просматривал конец седьмого сна, соответствующего исходу седьмого часа, проведенного им на спине.
— И не думаю, — отвечал Петька, мигом пробуждаясь.
— Тогда посмотри вперед и слезай, — прошептал Бамбар-биу.
Они стояли на краю глубокой долины под прикрытием «травяного дерева», странного, коренастого дерева с косматой башкой из длинных и тонких дугообразных листьев. Светила луна. В долине, ограниченной с противоположной стороны рощей эвкалиптов, клубился лунный свет в прозрачном тумане; сквозь туман проглядывало никелированной поверхностью большое озеро. К берегу озера, в тесном строю кустарников, притулились два деревянных домика из некрашеного теса и плетеный загон, в котором находилось голов десять коней. По зеленому ковру, широко раскинувшемся вокруг озера, бродили неисчислимые стада овец, казавшиеся издали волнами застывшей лавы.
— Почему надо говорить шепотом? — полным голосом спросил Петька, вдоволь наглядевшись и неохотно расставаясь с комфортабельными плечами.
Вместо Бамбар-биу ему ответило громким ворчанием четвероногое существо из долины — собака, скрывавшаяся шагах в тридцати от друзей в тени второго травяного дерева. И тотчас заговорили еще две собаки. Сумрак под деревом ожил и родил трех насторожившихся овчарок и одного голого человека с карабином в руках.
— Слепая мокрица, — выругался вполголоса Бамбар-биу, — поставь револьвер на синее и — чтоб все четверо скрючились. Не промахнись, иначе попадем в кашу.
Сторож с овчарками двигался к прикрытию друзей. Все три овчарки были на привязи. Почуяв незнакомцев, они рвались вперед, хрипя в ошейниках.
Не возражая более и проглотив «мокрицу», пионер пометался хорошенько и спустил курок. Человек и овчарки упали на землю с парализованными мышцами.
— Все равно нам бы этого не избежать, — молвил Бамбар-биу, трогаясь в прерванный путь.
— Не избежать, так нечего было лаяться, — проворчал Петька, не особенно добрый спросонок и слегка задававшийся метким выстрелом.
— Заткнись, пионерище, — посоветовал Бамбар-биу, — мы в новоприобретенных владениях мистера Брумлея, эти стада — его стада, эти кони — его кони…
— Куда ж тогда мы идем?
— Держи револьвер наготове. Для сокращения расстояния мы пройдем через брумлеевские владения.
Где по кустарникам, где по открытым местам, ползком или перебегая от дерева к дереву, они прошли мимо парализованной группы и обогнули лавовые волны справа, не встретив более ни людей, ни собак. На линии домиков, видных сквозь широкую просеку, Бамбар-биу остановился, задержал пионера и, вытянув шею, уставился на нечто черное и лакированное, наполовину невидимое из-за густой тени, падавшей на него от построек.
— Клянусь Арлаком, — авто!..
Тело гиганта сотряслось в порыве немого смеха; исказившееся лицо его стало походить на маску потешного китайского божка.
В паузах смехотворной пантомимы Бамбар-биу заметался между скоропалительными решениями:
— Стой здесь. Подожди меня. Нет, идем вместе. Впрочем, оставайся, но дай револьвер. Дай мне револьвер…
«Игрушкой, которую я тебе дал, смотри, не балуйся. И не одалживай ее никому, особливо человеку неуравновешенному». Призрак техника Лялюшкина колыхнулся в Петькином воображении и растаял, предостерегающе поматывая ржавым от постоянной возни с железом пальцем.
Петька невольно осел назад перед буйным напором неуравновешенного гиганта:
— Шалишь. Идем вместе…
— Но помни, пионер, помни: надо ползти неслышней мыши, надо, если собаки нас откроют, так, чтобы только на самом близком расстоянии…
— Человеков не смей убивать, — строго предупредил Петька.
Но ветрогон уже извивался в траве, подобно громадному желтокожему ящеру, и последних слов пионера не слышал.
— Убивать никого не смей, — настойчиво повторил Петька, догнав его в три обезьяньих прыжка.
— Даже Яшку Брумлея?..
— Все равно… в плен возьмем… устроим суд…
— Хха, ладно…
Собак они не потревожили: около домиков собак не было. Только чуткие лошади, справа, в загоне, реагировали на подозрительный шорох двухминутной стачкой, прекратив на это время хрусткую жвачку.
Держась рядом, приятели проползли между спящим домиком и притаившейся в тени его лакированной машиной. Как раз против машины находилась дверь из домика. Приложив губы к уху пионера, Бамбар-биу прошептал:
— Люди здесь, слышишь их дыхание?
Петька ничего не слыхал, но, доверившись собачьему слуху своего друга, качнул утвердительно головой.
— Надо осмотреть вторую постройку, — продолжал Бамбар-биу, — сиди здесь и сторожи… я сейчас…
Одним скачком он пересек лунную полосу, отделявшую их от второго домика, и к стене из тонких тесин приложил ухо.
— Там хозяйничают мыши, — сообщил он, вернувшись, — там склад провианта… — Он кривился в пароксизмах беззвучного смеха и каждый раз, проползая мимо машины, похлопывал ее по туго надутым шинам.
В дверь они не пошли, — к двери Бамбар-биу подкатил огромный камень, каких было много в долине, и забаррикадировал им выход из домика. Делал он все проворно, возбужденно и вместе с тем без малейшего шума.
Они подползли к окну, выходившему на озеро. Тут царствовала луна, обливая фасад домика медвяно-желтым светом и врываясь через открытое окно внутрь.
Заглянули в окно и Бамбар-биу и Петька одновременно. На полу, на соломе, рядышком покоились две голые темнокожие фигуры, за ними — у стены на койке — лежал белый человек в одном нижнем белье.