Под страхом смерти. Преступление нелюдима
Шрифт:
Женщина спросила что-то у мужа. Тот перевел:
— Есть ли центральное отопление?
Обернувшись к ней, Нелюдим ответил, стараясь вопреки всему изобразить улыбку:
— Калорифер? Yes!
Потому что он имел привычку говорить «yes» всем иностранцам. Конечно, не пройдет и недели, как они примчатся по поводу отопления. Шеншоль поклянется, что все будет исправлено. А к тому времени авось наступит настоящая весна. Да что там, он-то ведь уже получит свои денежки!
Двадцать тысяч? Двадцать пять?
— Если угодно, можно осмотреть спальни... Кровать под балдахином в стиле Людовика XIII, подлинная, слегка реставрированная. Гарнитур мебели с гобеленовой обивкой...
Но их больше тянуло к окнам, выходившим прямо на далекую бухту Ангелов. Там виднелся большой белый корабль, приближавшийся к Ницце... Заснеженные Альпы... И остроносые рыбачьи лодки...
— А кухня?—осведомился голландец по подсказке жены.
Ну что ж, кухня была не слишком хороша, однако пришлось
пройти и через это испытание. Конечно, места там хватало, но стены были выкрашены какой-то ужасной коричневой краской. А у голландцев, наверное...
— Как видите, тут очень просторно. Горячая и холодная вода. Большие стенные шкафы. Полный набор кухонной утвари. Часть посуды медная, часть...
— Алюминиевая.
— А здесь...
Шеншоль хотел показать им буфет. По-своему, он был добросовестным человеком, к тому же он так привык к невезению...
Он сделал только один шаг, и у него перехватило дыхание от тошнотворного запаха. Он мгновенно захлопнул шкаф. Голландцы, стоя в дверях, что-то обсуждали.
Они ничего не заметили. Ни того, что Шеншоль стал еще бледнее, ни того, что он закашлялся и поспешно оттеснил их назад.
— Я распоряжусь, чтобы завтра же утром здесь привели все в порядок.
— Но мы хотим переехать завтра утром...
И опять заговорили по-своему.
— Жена хочет, чтобы уборку произвели наши слуги. Она сама приедет с ними завтра утром. Вы оставите ключи?
Если б Шеншоль не стоял к ним спиной, тщетно пытаясь справиться с замком из кованого железа в старинном буфете, они бы увидели, что он плачет. Может быть, у него мелькнуло желание упасть перед ними на колени и признаться: «Дело в том, что в буфете — труп. Не знаю чей, но мне кажется, что у него борода, как у последнего съемщика. Это был венгр... Он приехал с красавицей женой и снял виллу на три месяца. А через шесть недель пришло письмо из Рима с извещением о том, что они расторгают договор о найме».
Что теперь будет? Полиция... Во всех газетах — сообщение о трупе, найденном в буфете. И никто уже не снимет виллу, где произошло убийство.
«Я бы еще смог как-нибудь выкрутиться, господин голландец, потому что привык ко всему, даже к болезням жены, если б не этот болван, мой сын...»
Шеншолю приходилось буквально лезть из кожи, чтобы платить в лицей за своего шестнадцатилетного мальчишку. А тот, желая пофорсить и подражая богатым товарищам, угнал с набережной Круазет чужой автомобиль и отправился с девочкой в Ниццу.
Машина была разбита вдребезги. Сын получил тяжелый перелом бедра. «Угодил в больницу», как лаконично напечатали газеты. Девушка обезображена. О, господи! А когда ее отец явился в контору Шеншоля!..
Владелец машины, виноторговец из Безье, заявился тоже:
— В исправительный дом!.. Да, сударь!.. Такого сына!..
Он потребовал двадцать восемь тысяч франков. Сошлись на двадцати тысячах. Нелюдим выплатил половину — из денег, полученных за сдачу помещения по доверенности одного парижского клиента.
«Как только заплатят за квартиру...» — написал он домовладельцу.
Тот в ответ телеграфировал:
«Если приезжие не заплатят — выселяйте...»
А теперь Шеншоль стоит с голландцами на террасе, залитой солнцем, над знаменитыми скалами, которые в действительности не были ни пурпурными, ни даже розовыми, как Эстерельские скалы, а только чуть-чуть красноватыми.
Но вилла выглядела почти привлекательно. Было тепло. В полдень сюда донесся перезвон антибских колоколов. Ловцы морских ежей сели за весла.
— Если можно завтра утром заехать за ключами, я завез бы вам чек. Кстати, сколько это стоит?
— Тридцать тысяч.
Стоило ли убеждать их? Шеншоль пробормотал еле слышно, словно заклиная судьбу:
— Тридцать тысяч — крайняя цена... Мой клиент дал мне строгий наказ. Один американский миллиардер, которому в настоящий момент...
Голландцы переглянулись. Неужели женщине не..? Муж назвал ей цифру. К счастью, она в это время любовалась ярко-голубой, с красной полосой лодкой, над которой поднимали золотисто-желтый парус. Жена опустила глаза и, думая, вероятно, о чем-то другом, кивнула головой в знак согласия.
В этот день Шеншоль не навестил сына в больнице. Однако он выполнил все обычные дела: разжег древесный уголь в плите, вскипятил воду, смолол кофе, а когда пробило два часа и солнце подошло к его конторе, опустил выцветшую штору в красно-желтых полосах.
Затем сделал массаж жене, которая из-за мух жила в полутьме, и отправился в книжную лавку, находившуюся за бистро, чтобы поменять ей книгу, бедняга проглатывала ежедневно по роману. Приходилось только удивляться: что она могла видеть в такой темноте?
Потом он занялся писаниной. Чем меньше было у него дел, тем с большим усердием отдавался Шеншоль этому занятию. Стоя за высокой конторкой, он выводил каллиграфическим почерком объявления для своей витрины.
В девять часов вечера он закрыл ставни. Жена спросила еле слышным голосом тяжелобольного человека:
— Что ты собираешься сделать?
— Мне надо уйти. Деловое свидание.
— Ты берешь велосипед? — удивилась она.
— Это за городом. Вернусь поздно. Предстоит крупная сделка. «Пурпурные скалы»...