Под стягом Российской империи
Шрифт:
— Да, генерал. — Болгарин встал.
— Пойду, полковник, некогда мне засиживаться, ещё родственников проведаю, передам через них задание для Энчо.
Ушёл Димитр, Гурко вслед ему промолвил:
— Ради таких, как он и его товарищи, каким небезразлична Болгария, надо воевать.
— Да, Иосиф Владимирович, сложную задачу поставили вы перед собой. Обещаю всеми добытыми сведениями немедленно делиться с вами...
Проводив Гурко, Артамонов положил ладони на стол, задумался. Зимой боевые действия грозили затянуться и положение Дунайской армии могло
Последнее слово будет за генералом Обручевым... Если бы спросили его, Артамонова, мнение, то он за план генерала Гурко — переходить Балканы зимой, не давать туркам опомниться. Генерала Гурко поддерживает «военный министр.
Потому и спешил Артамонов со сбором информации о перевалах и силах врага по ту сторону хребта...
Неутешительные сведения, но полковнику нравилась решительность генерала Гурко. И если Обручев поддержит военного министра, претворять в жизнь этот план, Артамонов уверен, будет генерал Гурко. К этому он уже начал готовиться...
Надев папаху и шинель, Артамонов затянул ремни, вышел на улицу села Багота, где расположился штаб армии. Ветер смел снег с крыши, сыпнул в лицо. Артамонов осмотрелся. Домишки в снегу, из труб поднимались дымы. Чутьём разведчика полковник уловил чей-то взгляд в спину, повернулся, увидел князя Черкасского.
Артамонов не любил этого хитрого, с влажными и липкими руками и мышиными глазками князя.
Владимир Александрович Черкасский, юрист по образованию, не имел военной подготовки. По велению Александра Второго он осуществлял гражданскую административную власть на освобождённой территории Болгарии. На Балканах ему были отданы в подчинение и жандармы, действующие при армии.
В Царстве Польском Черкасский был главным директором правительственной комиссии внутренних дел. В молодости числился славянофилом. С годами стал консерватором и верно служил престолу.
Черкасский дребезжаще рассмеялся:
— Начальник разведки дышит свежим воздухом? — и обнажил ровный ряд неестественно белых зубов.
— Здравствуйте, Владимир Александрович, чем могу быть полезен?
— Я мимоходом. Государь возложил на меня трудную миссию, как вам известно.
— Наслышан.
— Надеюсь, вы, полковник, будете настолько любезны, что не откажетесь работать со мной в тесном союзе? Одну лямку тянуть.
— Князь, — Артамонов посуровел, — ведомство, какое я имею честь возглавлять, занимается военной разведкой, а не делами партикулярными и тайным сыском.
— Ну-с, извините, я не хотел вас обидеть, — развёл руками Черкасский и откланялся.
Артамонов в душе разразился бранью: «Ишь, чего возомнил! Если царь возвёл его в главные над жандармами, прикомандированными к армии, так он мыслит, что и разведку взял за бороду. Накось, выкуси!» — И Артамонов скрутил вслед князю кукиш.
По полкам ротные офицеры звали охотников на ночной штурм:
— Поведёт Скобелев!
Хотя никто не называл место предполагаемой атаки, охотников сыскалось немало. Ведь сам Скобелев кличет! Генералу верили, о его личной храбрости гуляла молва, будто, как солдат, со стрелками в штыковую ходит...
Накануне ночного штурма Скобелева вызвал Тотлебен:
— Михаил Дмитриевич, надо выбить врага из его ложементов на Зелёных горах.
Проглатывая букву «р», выговаривая вместо неё «г», Скобелев ответил:
— Благодарю за доверие!
Последующие сутки Михаилу Дмитриевичу потребовались на рекогносцировку и на скрытое сосредоточение охотников. Задача, поставленная Тотлебеном, не из лёгких. Предстояло овладеть третьим гребнем Зелёных гор, а оттуда пройти лесок и виноградники, форсировать глубокий, с крутыми берегами ручей, рывком преодолеть открытое поле и, выбив турок из окопов, вскарабкаться на голую, скользкую от грязи высоту, где под руководством английских специалистов османами возведены два редута, соединённые глубокими траншеями.
У стрелков Скобелев появился поздним вечером, шинель нараспашку, светлая борода надвое расчёсана, молодой, здоровьем не обижен. Поправил фуражку.
— Как, братцы, отобьём Зелёные горы?
— Отчего не отбить, ваше превосходительство? С вами хоть в пекло.
Стрелки окружили генерала.
— Мы, братцы, и лезем в пекло. Оттого и охотников позвал. — Скобелев поглядел на небо. Оно затянуто тучами. — Наступай, братцы, тесно чувствуй локоть товарища, чтоб не спутать врага со своими.
— Когда двинемся, ваше превосходительство?
— На рассвете, когда турка сон смотрит. Первым ложементом овладей, рвись на второй. На штык надейся, он молодец! Турок штыковой боится. Он нас нынче не ждёт, а мы, помолясь, к нему и припожалуем. Подступай молча, а как враг нас обнаружит, так и на ура! Да погромче, будто нас не четыре сотни, а дивизия. Ну а смерть придёт, принимай её, костлявую, на то ты и солдат!..
В ожидании сигнала солдаты разошлись, доставали из вещевых мешков еду. Стрелок разломил лепёшку, протянул Скобелеву:
— Пожуйте, ваше превосходительство, всё веселей на душе.
Скобелев жевал медленно, думая о никудышном снабжении армии продовольствием. Компания наживается на поставках, интенданты воруют, и это всё на глазах императора. Тотлебен собирал корпусных командиров, решено самим выпекать хлеб...
Мысль на иное перекинулась.
...Восьмой месяц тянется война, и всё это время Скобелев чувствовал себя обойдённым. О нём, как о молодом, подающем надежды генерале говорили ещё в пору туркестанской кампании. Однако не раз слышал и нелестное о себе. Скобелев-де в Туркестане солдатам города на поток отдавал. Взывал не иметь злости к пленным...