Под ударом

Kancstc

Аристарх Евграфьевич гонял нас на танцах и, параллельно, по вопросам этикета общего. Настолько усердно, что даже Даша начала подвывать. А я заработал первую скупую похвалу («Надо же! Иногда у вас получается что-то, что издали можно принять за подражание правильным движениям!»). Даше, которая считала себя если не мастерицей в танце, то, как минимум одной из лучших в предмете, для своего возраста и круга, естественно, тоже доставалось. Я, глядя на это, искренне посмеивался. По моей классификации наш учитель был чем-то типа граммар-наци в области танца и этикета, а Даша вкладывала в танец душу. Её танец получался удивительно красивым и искренним и (когда она не вредничала) танцевать с ней было одно удовольствие. Увы, но это было совершенно не совместимо

с требованием нашего учителя строго, до миллиметра, до сотых долей такта, выверять и зазубривать все движения. Поэтому когда мы в субботу выбрались на стрельбище, даже она вздохнула с облегчением.

А в воскресенье мы отправились… в театр… В Большой… На балет…

Представление, как водится, начиналось вечером, но уже с утра меня начали терроризировать на предмет прилично одеться. Вернее, принялась терроризировать одна излишне шебутная особа. Кончилось тем, что Гриша сжалился надо мной и натравил на неё Аристарха Евграфьевича и уже под его руководством и под его причитания процесс вошёл в осмысленное русло и завершился в разумные сроки. И вот наш кортеж из трёх глейдеров — наш, где поместились тётя Лиз, я и Даша, и два охраны — один двигался первым, второй замыкающим. Кстати, у нас «за руль» сел сам Захар Георгиевич, если я правильно понял — для того, чтобы не дать тёте Лиз дорваться до управления. Гриша тоже присоединился к нашей компании, ехал он в первой машине.

Подъезжали мы медленно, с помпой, так что я успел хорошо осмотреться. Театральная площадь осталась на том же месте, что и при моей жизни. По крайней мере настолько, насколько я смог сориентироваться относительно кремля. Впрочем, вполне ожидаемо, если исходить из того, что основные улицы тоже остались на прежнем месте. Сам Большой стоял где стоял и выглядел почти так же, как и при моей жизни… Почти, если убрать клубки огня, висевшие возле колон на манер факелов и вернуть на крышу квадригу Апполона. В смысле бронзовую. Потому как квадрига была на месте, но она была соткана из света, колесница была крылата, кони скакали во весь опор, оставаясь при этом на месте, а над ними реяли крылатые музы. Эти огни давали яркий тёплый свет не хуже светодиодных ламп, а может и лучше. И, кстати, это действительно было пламя, как у факелов. Языки огня покачивались на зимнем ветру, шипели от попадающего в них снега, и тени покачивались вслед за ними.

Выскочивший из машины охранник жестом остановил местного лакея и открыл дверцу. А, да, забыл сказать, что поехали мы, естественно, не на любимом тётином «Тёрне», а на парадных лимузинах, нас не выносило из салона неведомой силой, мы выходили по человечески, через дверь. Гриша взял под руку тётю Лиз, я предложил руку Даше и мы двинулись по утоптанному снегу широкой дорожки, ведущей к парадной лестнице театра. По бокам дорожки возвышались сугробы где-то по колено, с неба падали редкие снежинки и всё это сверкало и серебрилось в свете фонарей, стилизованных под конец XIX века. Ощущения сказки добавляло то, что свет в фонарях давали те же самые клубки огня. Я шёл и восхищался тем, как поработали местные дизайнеры: Эффект некоторой небрежности в уборке был потрясающим. Если бы я не вникал в то, как сейчас работают коммунальные службы — поверил бы, что снег тут убирал лопатой бородатый дворник. А так, клочки снега оставленные там и сям, небольшие бугорки на ступенях… они совершенно не мешались под ногами, но создавали ощущение уюта и естественности.

Так мы и шли под любопытными взглядами оттеснённой к сторонам площади толпы. Ну как толпы? И в каком смысле оттеснённой? Некоторое количество зевак толпилось вдоль домов, ограничивающих площадь, отделённые от нас редкой цепочкой шкафов-в-мундирах из Императорской гвардии. Вились там они довольно плотно, но при желании протолкаться через эту толпу труда бы не составило. Люди глазели на нас, кто так, а большей частью через визоры — дальние потомки электронных биноклей. Визор представляет из себя рамку размером от двадцать на пятнадцать сантиметров в самых дешёвых моделях до… очень больших в специальных

изделиях, используемых в морском деле, астрономии и прочих важных областях. Рамка эта пустая внутри, когда визор выключен, когда его включают он снаружи словно затягивается чёрной плёнкой, а вот со стороны смотрящего появляется изображение, как будто ты смотришь… просто сквозь эту рамку. В самых дешёвых моделях можно только менять масштаб картинки — увеличивать, уменьшать — да добавлена функция усиления света, эдакое продвинутое ночное видение, а вот в дорогих наворочено функций… в общем много. И многодиапазонное видение — от мягкого рентгена до миллиметровых радиоволн, такой сильно расширенный тепловизор, и дополненная реальность, причём вовсе не для того, чтобы играть в покемоны (хотя в покемоны тоже можно). Ну и запись увиденного — само собой, это стандартная функция во всех таких устройствах со времён первых смартфонов.

Зайдя внутрь я сообразил, что в 42-м веке один обязательный атрибут театра точно пропал: никакой вешалки! Современные одеяния решают проблему микроклимата тела сразу и кардинально, поэтому верхняя одежда давно уже перестала существовать как явление.

Глава 9

Театральная

Войдя в театр мы не спеша поднялись в фойе и тут же на нас налетела Её Величество:

— О! Лиз!

— Софи!

Дамы обнялись, чмокнули друг друга в щёчку. Следом степенно подошёл государь-император:

— Вижу, все в сборе… О! Дядя Захар, даже ты выбрался!

— Разве можно оставить их без присмотра, — в своей обычной ворчливой манере ответил безопасник.

В ответ крестный только рассмеялся и обратил внимание на нас с Дашей:

— Решила показать князю московские достопримечательности?

Даша в ответ изобразила некое подобие реверанса и ответила нарочито заботливым голосом:

— Да, дядя Миша. А то у нас на озере он совсем одичает.

— И как тебе Большой театр? Впечатляет? — это уже мне.

— Да, крёстный, — ответил я совершенно искренне и, согласно этикету, изобразил средней глубины поклон.

— Ну что же, тогда прогуляйтесь тут… Даша, покажи Сержу, театр, тут есть много интересного. Только не забудьте к первому звонку быть в ложе.

Получив карт-бланш на то, чтобы водить меня тут, как медведя на ярмарке, Даша заметно приободрилась, снова изобразила реверанс и, бросив чуть ли не через плечо: «Хорошо, дядя Миша!», как паровоз потащила меня в сторону кучковавшихся тут же молодых людей плюс-минус нашего возраста.

Первым нас заметил Игнат Одинцов:

— О! Серж! Даша!

Бывшая при нём девушка смерила нас (подозреваю — прежде всего мою спутницу) весьма неприветливым взглядом. Я же искренне обрадовался: хоть кто-то знакомый и условно доброжелательный ко мне в этой ораве потенциальных противников и соперников.

Игнат радостно пожал мне руку и принялся представлять московской знати. Тут надо заметить, что Москва находится на особом положении. Обычно столицы великих и удельных княжеств находятся полностью в управлении своего князя, а если требуется промежуточная иерархия управления, князь назначает управляющих для городских районов. Связано это с тем, что город, особенно удельное княжество, приносит довольно мало дохода и феодалу с городского района тупо не прокормиться. Но Москва — дело другое. Тут есть некоторые районы, которые вполне себе самодостаточны, поэтому там есть собственные князья, в статусе имперских, как и я. Их не много и они все сейчас были тут:

— Максим Замоскворецкий, — представился широкоплечий юноша, стриженный под горшок.

Замоскворечье всё также лежит напротив Кремля и там находится несколько весьма доходных предприятий. В частности — Красный Октябрь. Да! Конфетная фабрика, сохранившая за последние две тысячи лет своё название и даже кое-какие рецепты! Ну и ещё кое-что до кучи.

— Воробьёв, Илларион, — высокий, худощавый юноша, на год старше меня, вернее моего официального и биологического возраста на сейчас, с длинными, собранными в хвост волосами.