Под уральскими звездами
Шрифт:
Колокольцев и Пинчук озабоченно смотрели друг на друга: в чем дело?
— Ладно, останавливай! — махнул рукой Колокольцев. — Что-то случилось...
Трос ослабел, и грузовик откатился назад. Над водой торчал только край кузова. Придерживаясь за него, Колокольцев опустился под воду и осмотрел заколдованное место.
— Что там? — спросил Пинчук.
— На обрыв напоролись, вот что! Черт бы его взял! — выругался Колокольцев.
— Высокий?
— Больше метра будет.
— Шабаш, доработались! Говорил ведь...
Не отвечая, Колокольцев вышел на берег и улегся на горячую гальку. От долгой возни в воде он посинел и стучал зубами...
Митя и Семен пошли вдоль обрыва, обследуя его в обе стороны. Подводная скала перегородила почти весь залив. Павлик наблюдал за приятелями, стоя по пояс в воде: он не умел плавать. От былого воодушевления ни у кого не осталось и следа: всех удручила неудача. Препятствие казалось непреодолимым...
— Шалишь, так я не сдамся! — вдруг сказал Пинчук и начал решительно раздеваться. — Не может того быть, чтобы мы ее не вытащили!
Кряхтя и ругаясь, он полез в воду, чтобы самому обследовать обрыв...
ТЕРПЕНИЕ И ТРУД
Весь день на отмели шла горячая работа. Василий Дмитриевич предложил насыпать перед обрывом вал из камней и гальки, и по нему закатить машину на мелкое место. Ребята нагребали в лодку гальку, отвозили к грузовику и вываливали под его колеса. Колокольцев и Пинчук орудовали принесенными с кордона лопатами: снимали с края обрыва верхний наносный слой.
Все работали полуголыми и босыми, один Павлик был в рубашке и тапочках. Он сильно опалил на солнце спину, пришлось одеться, а на сбитые до крови ноги надеть тапочки. Теперь он не мог сделать движения, чтоб размокшие тапочки не зачирикали, что вызывало вначале взрывы неудержимого веселья у Мити.
К вечеру Митя перестал веселиться, а Павлик и совсем упал духом. Невыносимо ныла спина, плечи вот-вот должны были развалиться, на ладонях полопались мозоли, сочилась кровь, и ранки больно разъедала вода. Но Павлик крепился и готов был скорее упасть полумертвым на землю, чем признаться в усталости и отстать от приятелей.
Отдыхал он в те короткие минутки, когда Семен и Митя отвозили груз к обрыву. Павлик стоял, опираясь на лопату, и чувствовал, как мелко-мелко трясутся его ослабевшие руки и ноги. Казалось, что силы его совсем кончились и что следующую лодку он ни за что не сможет нагружать. Но пустая лодка возвращалась, и Павлик, прикусив губу, снова брался за лопату, снова кидал шумящую гальку на дно лодки...
Близилась ночь. Длинные тени гор пересекали озеро от одного берега до другого, и там в синих тенях уже ползали сероватые ленты вечернего тумана. От воды струилась прохлада вперемежку с еще горячими строями дневного воздуха.
Сам того не заметив, Павлик скользнул руками по черенку лопаты и оказался сидящим на земле. Прижавшись щекой к рукам, он смотрел, как Семен и Митя выгружали лодку над обрывом. Больше работал, конечно, Семен. Митя еле-еле ворочал лопатой. Но все-таки ворочал... Ему, Павлику, легче даже, чем Мите: он может хоть немного отдохнуть во время выгрузки. А Семен работает непрерывно: то грузит, то гребет, то выгружает. Откуда у него столько сил? И почему он, Павлик, такой слабый, слабее даже Мити?
Пока Павлик предавался грустным размышлениям, лодка вернулась. Ребята начали работать, и тут оказалось, что Павлик не в силах сдвинуться с места. Он напрягался, опираясь на лопату, но странная сила приковала его к земле и не отпускала. Павлик покорился этой силе и молча ждал, что Митя опять начнет смеяться над ним, опять скажет про барина, который не хочет работать. Ну и пусть! Но Митя молчал, хотя Павлик был уверен, что все уже заметили его беспомощное положение.
— А что, инспектор, не пора ли пошабашить? Помощнички-то наши на ногах не стоят... — услышал Павлик далекий голос Василия Дмитриевича. — Дотемна все равно не кончить, утром доделывать придется.
Рядом с Павликом мешком свалился Митя, его терпению тоже пришел конец.
— Шабашить так шабашить, — согласился Колокольцев. — Ночевать-то где будем: на кордон пойдем или тут утра дождемся?
«Неужели еще придется тащиться на кордон? Мне не дойти...» — со страхом подумал Павлик.
— Куда я от трактора пойду? — прозвучал бас Пинчука. — Мое дело — с машиной.
— Нечего взад-вперед ходить, зря время терять, — поддакнул Семен. — У меня переночуете, я балаган построил...
— Летом балаган ни к чему, летом каждый кустик ночевать пустит, — балагурил Пинчук, а Павлик думал: как это у них еще хватает сил разговаривать?
Подталкиваемые Семеном, подпираясь лопатами, Павлик и Митя заковыляли в гору, к кривой сосне, подле которой Семен устроил из сосновых веток небольшой балаган. Как хорошо было положить усталую голову на свернутую в жгут старенькую телогрейку Семена! Митя уснул сразу, а Павлику в бок давило что-то твердое, должно быть сучок или камешек, но не было сил поднять руку и отбросить его в сторону...
Он видел, как Семен принес с озера помятый чайник с водой, установил его над костром, развел огонь. Быстро разгорелось пламя, его длинные языки жадно облизывали закопченное дно. Крепкий же он, Семен, как будто и не устал совсем!
— Там у меня в портфеле пироги. Бери, Семен! — предложил Павлик.
— А сам-то что? Разве не будешь чай пить?
— Я потом. Сейчас как будто не хочется.
Семен что-то возражал, кажется, доказывал, что чай как рукой снимает всякую усталость. Павлик слышал его голос через слой воды и все силился пошевелить рукой, чтобы вытащить из-под себя камешек — уж очень неловко было на нем лежать. Но так и не вытащил...