Под знаменем марксизма
Шрифт:
Некоторые из основанных на конкретных случаях доказательств, данных юристами-юристами, такими как Нугайре (2014, 2015, 2017), согласуются с этой интерпретацией. Для анализа этих проблем необходимы дополнительные исследования.
3.4. Сравнение с западными и другими бывшими коммунистическими странами.
Теперь мы сравниваем наши выводы об эволюции совокупного богатства в России с эволюцией, наблюдаемой в других странах. Рассмотрим сначала эволюцию соотношения частных богатств и национального дохода. В настоящее время хорошо известно, что с 1970-х по 1980-е годы общий прирост частного богатства по сравнению с национальным доходом во всех развитых странах вырос (Piketty and Zucman 2014; Piketty 2014). Эту эволюцию можно объяснить сочетанием факторов, в том числе сочетанием замедления роста и относительно
Случай России, – вместе с Китаем и другими бывшими коммунистическими странами, – можно рассматривать как крайний случай этой общей эволюции, что отражает еще один критический объяснительный фактор, а именно приватизацию общественных активов. В России, как и в Китае, частное богатство было очень ограничено еще в 1980 году: чуть более 100% национального дохода в обеих странах по нашим оценкам. К 2015 году частное богатство достигло 500% национального дохода в Китае, то есть примерно на том же уровне, что и в США, и быстро приближается к уровням, наблюдаемым в таких странах, как Франция или Великобритания (550-600%). В России частное богатство также значительно увеличилось к национальному доходу, но соотношение «всего» порядка 350-400% в 2015 году, то есть на значительно более низком уровне, чем в Китае и в западных странах. Следует подчеркнуть, что разрыв будет еще более значительным, если мы не включим наши оценки состояния оффшорного богатства в личное богатство России. Более того, рост российского частного богатства был почти исключительно за счет общественного богатства в том смысле, что национальные богатство, – сумма частного и общественного богатства, – почти не увеличивалось относительно национального дохода (с 400% в 1990 году до 450% к 2015 году).
Напротив, национальное богатство Китая достигло 700% национального дохода к 2015 году. Широко расходящиеся закономерности накопления национального богатства, наблюдаемые в России и Китае, могут быть обусловлены рядом факторов. Во-первых, темпы сбережений в Китае заметно выше, – как правило, 30-35% против 15-20% в России (за вычетом амортизации). Если страна экономит больше, она должна накапливать больше богатства. Далее, китайские сбережения использовались большей частью для финансирования внутренних инвестиций и, следовательно, внутреннего накопления капитала в Китае. Напротив, очень большую долю – как правило, около половины, – национальная экономка России фактически использовала для финансирования иностранных инвестиций (через очень большие профициты торговли и излишки текущего счета), а не внутренних инвестиций. Это не обязательно плохо само по себе, за исключением того, что, как мы видели ранее, эти большие потоки иностранных сбережений не привели к большому накоплению богатства из-за общего неправильного управления излишками (плохие портфельные инвестиции, утечка капитала и утечки на море).
Опять же, разрыв между Россией и Китаем был бы еще больше, если бы мы не включили оффшорное богатство в российское национальное богатство (как мы делаем в этой статье, очевидно, спорно, учитывая, что оффшорное богатство в значительной степени вне досягаемости Национального правительства России, во всяком случае официально). Напротив, если бы мы включили полную стоимость накопленных торговых излишков в национальное богатство России, то соотношение национального дохода и доходов в России будет на том же уровне, что и к 2015 году в Китае (около 700% национального дохода). Это иллюстрирует макроэкономическое значение этой проблемы. Наконец, еще одна причина, по которой коэффициенты дохода в области национального дохода Китая выше, чем в России, объясняется тем, что относительные цены на активы увеличились. В частности, коэффициенты Q Тобина намного ближе к одному в Китае (см. Piketty, Yang и Zucman 2017 для подробных разложений по объему цен накопления богатства Китая). Интерпретация этого вывода может отражать различные факторы (в том числе большую организованность держателей акций в России и/или менее хорошо защищенные права собственности и/или более законный аутсорсинг, см. обсуждение в предыдущем подразделе).
Интересно также сравнить эволюцию общей доли государственной собственности в России и других странах. В развитых странах доля чистого общественного богатства в чистом национальном богатстве была значительно позитивной в период после Второй мировой войны до 1980 года, примерно в 15-25% национального богатства, что отражает низкий государственный долг и значительные государственные активы (включая корпоративные активы в производство и финансирование в нескольких западных странах). Чистое общественное благосостояние значительно сократилось с 1980-х годов, обусловленное как ростом государственного долга, так и приватизацией государственных активов. К 2015 году нетто-общественное богатство приобрело негативное значение в Великобритании, Японии и США (и едва ли оно сейчас позитивно в Германии и Франции). Фактически это означает, что владельцы частных богатств владеют эквивалентом общих государственных активов (через финансовое посредничество и право собственности на государственный долг), а также часть будущих налоговых платежей (в странах с отрицательным чистым общественным достоянием). Экс-коммунистические страны, такие как Россия, Китай и Чешская Республика, придерживались той же общей модели, что и развитые страны в последние десятилетия, а именно уменьшающейся доли публичной собственности, но начиная с гораздо более высокого уровня общественного богатства. В этих трех бывших коммунистических странах доля чистого общественного богатства в 1980 году составляла 70-80% и в 2015 году составляла 20% (Россия) и 30-35% (Китай и Чешская Республика), т.е. который выше, но не сопоставим с тем, что наблюдается в «капиталистических» странах в период «смешанной экономики» (1950-1980 годы).
Другими словами, эти страны перестали быть коммунистами, в том смысле, что государственная собственность перестала быть доминирующей формой собственности, но у них все еще гораздо больше значительного общественного богатства, чем у других капиталистических стран. Это объясняется как низким уровнем публичности, задолженностью и значительными государственные активы (в том числе в России в энергетическом секторе). В контексте России мы говорим об общей атмосфере недоверия и непрозрачности в экономической политике, а также о развитой коррупции.
Существуют также сильные различия между этими странами. В частности, процесс приватизации в Китае был гораздо более постепенным, чем в России: он начался ранее и продолжаться ныне (хотя китайские власти также могут выбрать стабилизацию разрыва между государственным и частным секторами на нынешнем уровне). Постепенная схема приватизации, наблюдаемая в Чешской Республике, является промежуточной между этими двумя странами и в какой-то мере ближе к Китаю. С этой точки зрения подход «большого взрыва», «шоковой терапии», применяемый для приватизации России, по-видимому, заметно отличается от того, что следовало в других бывших коммунистических странах (что мы позже будем относить к различным траекториям неравенства). Было бы очень интересно сравнить эти модели с другими восточноевропейскими странами, но, к сожалению, всеобъемлющие балансы еще не собраны для большинства этих стран. Наконец, интересно сравнить бывшие коммунистические страны в отношении важности иностранных активов. Особенно поразительно сравнить ситуацию с Россией и Китаем, у которых есть положительные чистые иностранные активы (т.е. эти две страны имеют больше активов в остальном мире, чем иностранцы имеют в России и Китае) и восточноевропейские страны, которые имеют чрезвычайно негативные чистые иностранные активы (т.е. это в основном иностранные страны). Эти различия частично объясняются различиями в экономических и природных пожертвованиях. В частности, это имеет смысл для стран с большими (но не постоянными) природными ресурсами, такими как Россия, чтобы накапливать профицит торговли и запасы иностранной валюты на будущее. Это то, что наблюдается в большинстве стран, богатых нефтью, на Ближнем Востоке и в других местах. В контексте России это связано также с неразвитостью всех других сфер экономики, за исключением энергетического сектора.
Но различия в политических институтах и идеологиях, похоже, играют еще большую роль, чем чисто экономические факторы. Как мы уже неоднократно подчеркивали, Россия не смогла накопить крупные иностранные активы, несмотря на эквивалент более 200% национального дохода в совокупном профиците торговли за период 1990-2015 годов. Напротив, такая богатая нефтью страна, как Норвегия, с сопоставимым профицитом торгового баланса (около 10% своего национального дохода в год за этот период) накопила очень большой суверенный фонд. Также поразительно видеть, что в Китае накоплены чистые иностранные активы, которые по величине аналогичны российским, в отсутствие каких-либо значительных запасов природных ресурсов и с гораздо меньшим профицитом торгового баланса (менее 3% национальный доход в среднем за период 1990-2015 годов). Это отражает более эффективное управление торговыми излишками и иностранными резервами (которые рассматриваются как критические для экономического и финансового суверенитета страны КПК), а также политический выбор ограничения прав иностранных инвесторов в Китае.
Наконец, большие отрицательные позиции иностранных активов в странах Восточной Европы, очевидно, должны быть связаны с тем, что эти страны приняли стратегию развития, основанную на экономической и политической интеграции в рамках Европейского союза. Страны Восточной Европы в основном принадлежат иностранцам, а владельцы, как правило, управляют ими из стран ЕС (в частности из Германии). Таким образом, в некотором смысле это не совсем отличается от ситуации периферийных регионов, которые находятся в собственности более процветающих центральных регионов в крупной федеральной стране. Стоит также отметить, что эти модели иностранной собственности также имеют последствия для изучения внутреннего неравенства. В частности, как продемонстрировал Novokmet (2017), тот факт, что владельцы основных капитальных доходов, как правило, являются иностранцами, а не внутренними резидентами, вносит свой вклад в более низкую долю дохода в таких странах, как Чехия, Польша или Венгрия (по сравнению с такими странами, как Россия или Германии). То есть страны с иностранным участием, как правило, имеют меньшее внутреннее неравенство (при прочих равных условиях). Это наводит на мысль о том, что России желательно распрощаться со своей независимостью для снижения неравенства.
Мы вернемся к этому, когда мы сравним тенденции неравенства между странами. Наконец, обратите внимание, что значительная часть восточноевропейских стран (в частности, Польши, Венгрии и Болгарии) уже имела большие отрицательные чистые позиции по иностранным активам еще в 1990 году. Здесь картина была в основном изменением личности иностранного владельца (от России до Германии, в значительной степени).
<