Подари мне белые сны
Шрифт:
— Таперский всегда говорил мне, что, даже если я никогда не стану великим художником, я должен уметь смотреть на мир своим, особенным, индивидуальным взглядом. То же самое я скажу и тебе, Саша. И наплюй на тех, кто с твоим видением не согласится.
Саша впитывал его слова, словно молоко матери, и они звучали у него в голове еще многие годы после этого.
А потом Анатолий Вениаминович исчез. Никто не удосужился толком объяснить Алексу, что случилось, почему он перестал приходить и почему картины Таперского сняли со всех стен и закрыли в чулане. К Саше пригласили другого учителя, а о Таперском никто не вспоминал.
И вот надо же, через столько лет
Он был настолько рад своей идее, что немедленно принялся за поиски Таперского. Пока в интернате давал уроки он сам. Конечно, делал он это исключительно ради Киры.
— Кира, я совершенно не умею учить детей. Я сам себе не смогу объяснить, что к чему, а ты хочешь, чтобы я других учил.
— Но это же временно, только пока мы не найдем кого-нибудь на постоянную работу.
— Да где ты найдешь такого идиота, кто бы забесплатно согласился ездить сюда за город и давать уроки?
— Но ведь на английский я нашла!
— Так это потому, что ты даешь им взамен визы и разрешение на пребывание в стране, плюс бесплатное проживание. Не такие уж они и волонтеры. А на эти уроки придется искать среди наших, чтобы уж надолго, а то студия только зря будет простаивать.
— Ну уж нет. Студия из моего сна простаивать не должна. Я в ней видела детей у мольбертов, а значит, так и будет.
— Кира, ну не могу я! Ну любимая!
— Ваша мольба услышана, — голосом оператора справочной произнесла Кира, — но раздача поблажек временно приостановлена. Приносим свои извинения.
Алекс вздохнул и понял, что сия участь его не минует. Впрочем, дело это оказалось не столь муторным, как он представлял. Во-первых, дети в интернате были не такими, как студенты вузов или ученики обычных школ. Эти дети не привыкли получать от жизни много и каждый неожиданный дар судьбы воспринимали как самое что ни на есть лучшее чудо. Возможность приобщиться к чудесному миру красок и гармонии, возможность отобразить на листе бумаги цветовую гамму состояния их души представлялась им настоящим волшебством. Даже те, кто не мог по причине своего физического состояния держать кисть в руке, с удовольствием наблюдали за процессом со стороны и просто слушали то, о чем рассказывал Алекс.
Но все же Алекс понимал, что не может дать им то, что они должны получить. И те несколько уроков, которое он дал, годны лишь для начала, но он не сможет заниматься этим постоянно, не сможет постоянно приходить в интернат и «ставить» руки детей. И тут-то ему и попалось имя Таперского. Совершенно случайно, когда он искал совсем другое, листая каталог. Почему он решил, что Таперский, чье имя многие успели позабыть, согласится работать в интернате, трудно сказать. Интуиция, внутренний голос или просто предположение. Переполошив всех возможных и невозможных знакомых, он нашел его. Далекого от искусства и вообще от его прежнего мира, пополневшего, полысевшего, скромно одетого, похожего на водителя третьесортной фирмы. Узнаваемыми остались лишь глаза — такие же лучистые, как и раньше. Таперский страшно удивился, когда увидел Алекса, явившегося к нему домой. В доме у него было чисто и опрятно, ничего лишнего, все просто, но светло и уютно. И ни одной картины во всем доме. Ни
Когда Алекс объяснил, в чем дело, лицо Таперского сначала прояснилось, а потом потемнело от воспоминаний.
— Молодой человек, но я больше не занимаюсь живописью.
— А я не прошу вас писать картины. Я прошу вас помочь нам с детьми в интернате.
— Но почему меня? Почему именно меня? Столько вокруг художников, талантливых преподавателей, почему я?
— Потому что мое собственное становление в живописи прошло под знаком вашего имени, и я уверен, что детям необходимо именно такое влияние, как ваше.
— Вы художник?
— Нет, дизайнер интерьеров. Но начиналось все как раз с живописи. И с вашего имени.
Таперский заинтересованно посмотрел на Алекса. В его глазах появился отблеск света. Стал задавать вопросы. Откуда, что да почему.
— Говоришь, твоя мать коллекционировала мои работы? Наверное, я должен ее помнить, как, говоришь, ее звали?
— Вряд ли вы ее знали, всех поклонниц не упомнишь.
Алекс поджал губы. Воспоминания о матери не входили в его планы.
— И все же? — В голосе Таперского послышались настойчивые нотки.
— Марта. Гурова Марта Феоктистовна. Знали такую?
Таперский знал. Он также узнал в ту же секунду, что сердце его умеет не только биться, но и останавливаться. Что оно умеет неожиданным образом подкатывать к горлу, нарушая все законы анатомии. И что в горле от этого образуется комок, из-за которого говорить становится совершенно невозможно. Оказалось также, что прошлое невозможно похоронить, замуровать, забыть о нем. Что оно все равно выскочит, всплывет, нагрянет, как бы ты от него ни скрывался. Алекс принес с собой не просто феерически странную идею, зацепившую Таперского, несмотря на полную абсурдность. Он принес с собой целую кипу воспоминаний.
От Алекса Таперский узнал, что Марта умерла. В одиночестве. Что ее сына, ради которого она отдалила от себя целый мир, рядом с ней в момент смерти не было. И вообще никого не было. И что жизнь в семье Гуровых уже давно пошла наперекосяк, а он и не знал. И что все случилось не так, как мечтала когда-то Марта. Марта — его Муза, его вдохновительница.
Когда через три месяца его старый друг из Ташкента приехал на выставку, устроенную посольством Узбекистана в Москве в честь дня независимости республики, он очень удивился, обнаружив среди представленных на выставке картин изображение собственного дворика с фонтанами и тахтой под тенистой чинарой. Он подошел поближе и еще с большим удивлением увидел в нижнем углу картины знакомый росчерк пера — Таперский М.
— Знаете господина Таперского? — спросил подоспевший советник по делам культуры.
— Конечно, знаю. Это имя знает любой художник, знающий хоть что-либо о советской живописи. А откуда у вас эта картина?
— Он сам нам ее подарил. Совсем недавно. Просто пришел и подарил. Сказал, что хочет поделиться с нами кусочком памяти о Ташкенте. Так и сказал.
Советник блеснул очками и оглянулся. Выставка еще не открылась, и дел было много.
— Я вас оставлю, Атабек Тахирович, если что — обращайтесь. Кстати, господин Таперский хотел и сам сегодня подъехать, так что, возможно, еще увидитесь.