Подари мне эту ночь
Шрифт:
Рассел стал за спиной Адди, разглядывая дело ее рук. Он казался смущенным тем, что она сделала.
— Где ты научилась так зашивать раны? — рявкнул он.
Бен увидел, что от вопроса щеки Адди залились краской.
— Это почти то же самое, что и обычное вышивание, — сказала она с полуулыбкой. — Только немного сильнее пачкаешься. Что там с его боком? Все еще кровоточит?
— Не сильно. Надо наложить временную повязку, пока не отнесем его обратно в барак.
— Хорошо. — Адди оглядела себя, и увидела на обоих своих рукавах кровь, ткань прилипла к ее рукам. Сладкий, теплый
Она услышала за спиной тихий голос Бена.
— Вот. — Он протянул ей невесть откуда взятые чистый платок и флягу с водой. Она повернулась к нему и тупо смотрела на него, пока он смачивал ткань. Она даже покорно стерпела его прикосновение, когда он стал вытирать ее лицо, глаза ее закрылись, и она почувствовала, как прохладная ткань скользит по ее щекам и бровям.
— Зачем ты это делаешь? У меня что—то на лице? Что?
— Просто пыль. Протяни руки.
Она посмотрела на коричневатые кровавые пятна между пальцами.
— О, я…
— Расставь пальцы. — Уголком платка он стер все до единого пятнышка с ее ладоней. С чего это он стал таким заботливым?
— Спасибо.
Он предложил ей флягу.
— Воды?
Она благодарно кивнула, обхватив ее обеими руками и наклонив голову, пока жидкость текла по ее горлу. Вернув ее обратно, она неуверенно посмотрела на него.
— Спасибо, — повторила она, в глазах ее светился вопрос.
Он улыбнулся ей, заставив ее сердце пропустить удар.
— Ты пахнешь как хозяйка танцевального зала.
Она тихо засмеялась.
— Я пролила на тебя не меньше виски, чем на себя.
— Должен отдать тебе должное. Твоя работа хороша. Хотя раньше я бы поспорил на двадцать пять центов, что ты не сможете это сделать. Я начинаю задумываться, сколько еще сюрпризов мне следует от тебя ожидать, Аделина.
— Адди. — Она поправила его, прежде чем смогла остановиться.
— Адди, — хрипло повторил он. — Так тебя называли в школе?
— Вроде того.
— С тобой уже все в порядке?
— Да.
— Тебе лучше вернуться домой. Здесь слишком жарко для тебя.
Она не знала, что делать, когда он был с ней таким милым.
— Думаю, я так и сделаю.
Его глаза скользнули по ее лицу. Казалось, он собирался о чем-то ее спросить, но что-то удержало его, и он ушел.
* * * * *
Адди окунула пальцы ног в ручей, наслаждаясь прохладой стремительного потока. Подол ее юбок намок, но она благоразумно попыталась прикрыть ноги, насколько возможно.
— Тебе должно быть стыдно, — сказала она, бросая озорной взгляд на Джефа. — Готова поклясться, ты только что разглядывал мои лодыжки.
— У тебя красивые лодыжки. Самые красивые,
— О, перестань. — Адди захихикала и вывернулась из его рук. — И не прижимай меня так крепко. Слишком жарко.
Джеф ослабил хватку, так нахмурившись, что ей захотелось рассмеяться. Он ей нравился, но временами он жестоко испытывал ее терпение.
Адди научилась обращаться с Джефом с той же любящей насмешливостью, с какой обращалась с Кейдом. Она надеялась охладить пыл Джефа, догадываясь, что его чувство к ней не было любовью зрелого мужчины к женщине, но было мальчишеской упрямой страстью к чему-то, чего он не мог получить. К несчастью, ее усилия сохранить между ними дистанцию лишь заставляли его хотеть большего.
Иногда она была очарована им, в те моменты, когда он был ребячливым и нежным, и почти сбитым с толку собственными к ней чувствами. Именно тогда она была счастлива в его обществе. Ей был нужен друг, а он больше других подходил на место того, кому она могла доверить свои секреты.
Что до физической стороны их отношений, с ним было нетрудно справиться. Ей не хотелось заниматься с ним любовью, и когда он пытался ее уговорить, она отталкивала его с холодностью, которая приводила его в ярость. Не то чтобы она не считала Джефа привлекательным. Но Адди не хотелось настоящей близости с ним. Что-то предупреждало ее, что это будет ужасной ошибкой, а такому сильному инстинкту следовало подчиниться.
Адди беспокоило высокомерие Джефа. Ему нравилось хвастать деньгами своей семьи и влиянием своего отца, а она считала, что мужчина должен стоять на собственных ногах, и не пользоваться чужим успехом. И Джеф казался таким возмутительно молодым, когда начинал важничать. Словно ребенок, он был требовательным и упорным, когда чего-то хотел, и дулся, если все выходило не по его.
Разница между Джефом и Беном Хантером поражала. Они были абсолютными противоположностями. Джеф был веселым, открытым, легко понятным. Бен был мужчиной, которого ни одна женщина не могла даже надеяться когда-нибудь понять, более сложного человека она еще не встречала. Он незаметно обосабливался от других, даже когда спорил с Расселом, очаровывал Мэй и Каро или болтал с рабочими ранчо. Казалось, ему нравится Рассел, но было ясно, что Бену никто не нужен. Что произошло, что сделало его таким независимым? Имелся ли хоть кто-то, кому он был по-настоящему небезразличен?
Какой загадкой он был, привлекательный и отталкивающий, обаятельный и холодный, мягкий и суровый. В глубине души она боялась его, не только из-за того, что он сделает с Расселом, но по еще более серьезной причине. Он заставлял ее осознавать, что она женщина так, как никому прежде не удавалось. Он мог сделать это взглядом, жестом; он околдовывал ее одним своим присутствием в одной с ней комнате. И самое странное, она знала, что он делает это неосознанно. Между ними чувствовалось какое-то подводное течение, и она не знала, как это объяснить. Как можно бороться с тем, чего не понимаешь?